|
. Эйсейбио вяло поморщился. Двое празднично одетых слуг на изящно изготовленных носилках, укрытых короткой красной скатертью, внесли нечто невообразимое из птиц, рыб, зелени, гусиных, куриных и перепелиных яиц, паштетов, филе, все уложено в изысканные горки, даже в башенки, все еще несли плавным балетным шагом, чтобы не обрушить великолепие. Остановились перед герцогом, старший слуга или повар, не знаю, начал снимать с носилок то или иное кушанье и, показав хозяину, перекладывал в его тарелку. Что не поместилось, положил в соседнюю. Все это время слуги с носилками не шевелили даже бровью, словно вырезанные из дерева. Герцог отпустил их небрежным движением руки, а взглядом указал в мою сторону. Повар посмотрел на меня с вопросом в глазах. – Желаете перепелку, сэр? Я изобразил улыбку. – Я доверяю вашему выбору. Вы сами знаете, что приготовлено в этот раз лучше, а что хуже. Он запротестовал: – У нас все готовят очень тщательно! – Но что-то удается лучше, – уточнил я. – Вот это и положите. Дело в том, что мой желудок все принимает. Но он понимает разницу, когда приготовлено лучше, когда хуже… Он поклонился, не меняя выражения лица, посмотрел в задумчивости на разноцветье блюд и начал наполнять мою тарелку. Мне показалось, что делает это с большим удовольствием, чем когда перегружал еду в блюдо самому герцогу. Мы ели в молчании, да это и понятно, разговоры начинаются ближе к десерту. Когда половина блюд нашими стараниями была очищена, церемониймейстер взмахнул рукой, в зал вошли еще двое слуг с носилками, уже наряжены в красное, а на блюдах громоздятся конструкции из жареных птиц, печеной рыбы, живых устриц и всякого непонятного, но пахнущего очень даже, что не сказать весьма и весьма. Все украшено зеленью, а огромная рыбина, стоя на хвосте в толще паштета из гусиной печени, похожего на вулкан Везувий, держит во рту крупное яйцо с блестящей жемчужиной на кончике. Снова повторилась процедура опознавания блюд, размышления, чего бы из них покушать, трудного выбора и перекладывания на новые чистые тарелки, такие огромные, что из них можно бы кормить бегемотов. Герцог одобрительно поглядывал, как его внук с аппетитом очищает уже третью тарелку. – Ничто не делает обед таким вкусным, – заметил он вполголоса, – как пропущенный завтрак. Эйсейбио проворчал с набитым ртом: – А что за мода завтракать так рано? Есть надо вовремя. – Воспитанный человек никогда не ест, – сказал герцог нравоучительно. – Он только завтракает, обедает и ужинает. Эйсейбио взглянул на меня, как на сообщника, мы примерно одного возраста. – В столице вас угощают хорошими обедами, – заметил он заговорщицки, – а у нас – хорошими обеденными манерами. Я дипломатично промолчал, во время хорошего обеда всякий становится консерватором, а здесь каждое блюдо – произведение кулинарного искусства. Герцог буркнул: – После хорошего обеда всякому простишь, даже родному внуку. Маркиз, как вы находите гарбюссе по-гессенски? – Я его еще не нашел, – ответил я смущенно. – Или ее… Эйсейбио довольно хохотнул, герцог улыбнулся. – Значит, – заметил он, – вам было чем заняться. Как вам этот паштет? – Изумительный, – ответил я вполне искренне. – Тает во рту! Вот так воины становятся неженками… Эйсейбио сказал весело: – Какие воины? Кому они нужны? А счастье именно в хорошем обеде, хорошем вине и хорошей женщине. |
