|
Дженифер это знала и спешила занять место пораньше, чтобы успеть напридумывать в мой адрес побольше каверз. Лакеи молча и без лишних движений подают на стол, я пробормотал молитву, хотя мог бы обойтись, не перед кем выпендриваться, но в то же время не стоит давать себе послабления, а то в нужный момент возьму и забуду. Мои руки механически орудовали ножом и ложкой, леди Элинор посматривала на меня часто, губы то и дело раздвигаются в самой приветливой улыбке. – Как вам наши повара? – Надеюсь, вы не стали менять прежних? – спросил я. – Что вы, – удивилась она, – я не вникаю в такие мелочи! – Прекрасно, – одобрил я, – и в том смысле, что прежние справлялись со своим делом прекрасно. – А что еще? – Что и вы не вмешиваетесь, – пояснил я. – Не дело благородных людей вникать в такие тонкости, верно? Ее глаза стали серьезными. – Вы правы, сэр Ричард, – ответила она. – Если у человека есть что-то интереснее, он им и занимается. Если нет… тогда вникает в дела и заботы черни. Вы хорошо это понимаете. – И вы, леди Элинор, – похвалил я ее так же снисходительно и с повышенным удивлением. Она мгновение не сводила с меня взгляда, затем опустила его в тарелку. Пару минут мы насыщались молча, подготавливаясь к новой схватке, когда даже вот так, похваливая друг друга, стараемся утвердить свое превосходство, ибо тот, кто хвалит, как бы выше хвалимого по статусу. После холодных закусок перед леди Элинор поставили глубокую тарелку. Мои ноздри ухватили аромат налимьей ухи, что значит, повара свято чтут традиции, а леди Элинор ничего менять не стала. Мне, как и в первый мой визит, подали на широченном блюде жареного гуся, одуряюще ароматного, коричневого и блестящего, словно намазанный маслом культурист. Я ткнул его ножом, хрустящая корочка мгновенно лопнула, выстрелив сводящую с ума струйку ароматного пара, нежнейшее белое мясо обнажилось, словно не тронутое солнцем тело девственницы. Пес, настоящий коллаборационист, смотрел то на меня, то на леди Элинор, провожая взглядом каждый кусок мяса. К счастью, леди Элинор не решилась с ним заигрывать, а я, покончив с холодными закусками, взялся за гуся, располовинил и бросил одну часть зверюке, за вторую взялся сам. Леди Элинор посматривала на Бобика с бледной улыбкой. Я видел, как сжимается, когда он обращает на нее горящий багровым огнем взор, инстинктивно чуя кошатницу. Когда она зачерпывала большой ложкой мясной салат, я поинтересовался невинным тоном: – Кстати, как там наш красавец Адальберт? Она запнулась, я видел, как напряглись ее плечи, вся застыла на миг, ложка с неприятным скрежетом прошлась по краю металлической тарелки. – Адальберт? – переспросила она нерешительно. – Ну да, – повторил я, – только не говорите, что он у вас не показывался. Она повернула голову и смотрела в мое лицо с приклеенной улыбкой на безукоризненном лице молодой женщины, у которой нет возраста. – Ах да, я совсем забыла… Да, он приезжал однажды. Я помогла ему с его проблемами… и он уехал. – С той поры вы его не видели? Она ответила, глядя мне в глаза чересчур честными глазами: – Нет. И голос звучал так искренне и правдиво, как всегда, когда врут очень умелые женщины. – Гм, – сказал я, – что же это он… – Я знаю, – ответила она уже живее, – вы его почему-то пощадили и даже посоветовали навестить меня. Но я понимаю, его присутствие вызовет недовольство герцога, потому я… отослала его. Я кивнул. – Понятно, леди Элинор. Спасибо за обстоятельный ответ. |
