Изменить размер шрифта - +
Ложе

располагается не посреди зала, но и не в уголке, а так, изголовьем к середине стены. По обе стороны на полу огромные медвежьи шкуры, само

ложе огромное, над ним массивный балдахин с пологим куполом, наверху только флажка не хватает, как на башне замка. В таких огромных залах

очень неуютно в постели, даже я предпочитаю, чтобы ее отгораживали хотя бы стены из шелка.
Ложе застелено толстым одеялом, две подушки рядом, что значит, спят близко друг к другу, а то и вовсе обнимаются. Хорошо, я так и думал…
Леди Элинор следила за мной с двусмысленной улыбкой. Я прошелся вдоль стен, выглянул в окно. Леди Элинор несколько напряженно следила, как

я взял с подоконника безделушку, повертел в ладони рассеянно и поставил на место. Наконец я сделал то, чего она, как понимаю, ждет:

приблизился к ложу. Четыре ножки, толстые, как лапы носорога, блестят темно-коричневым лаком, резьба затейливая и очень уж тщательная,

попробуй вытри легко пыль, но леди Элинор вряд ли сама ходит с мокрой тряпкой.
За спиной прошелестели неспешно легкие шаги. Я ощутил аромат легких, но пикантных духов и смутно удивился, что не слышал по дороге сюда.

Или успела побрызгаться, как только я отвернулся? Хороший ход.
– И как вам мое ложе, сэр Ричард?
Голос звучит игриво, приглашающе. Даже слишком, правильнее было бы чуть пококетничать. Сделать вид, что смущена. Мы, мужчины, это любим.

Застенчивость – это такое чувство, которое мы приписываем женщинам, потому что нам хочется, чтобы они хоть чего-то стеснялись. Тогда мы,

действительно застенчивые, можем ощутить себя круче.
– Не великовато? – спросил я только для того, чтобы что-то сказать, и сразу же пожалел, потому что она проговорила мурлыкающим голосом:
– Вы правы, сэр Ричард… В отсутствие сэра Готфрида оно выглядит совсем великанским. Я одна на нем просто теряюсь.
Она сама вкладывала мне слова, которые я должен произнести, молодец, настоящий боец, никогда не сдается, ну я щас вот возьму и скажу, что

она хочет, как же, разбежалась.
– Да, – сказал я, – ага. Но балдахин хорош, хорош… Вы сами выбирали эту… материю?
– Да, – ответила она, – нравится? Она хорошо смотрится и снизу.
– У вас прекрасный вкус, – сказал я одобрительно, – вы всегда его демонстрировали…
Она произнесла со вздохом:
– К слову сказать, я была вами просто очарована, когда вы бросились мне на помощь… Такой непосредственный, чистый, благородный… И только

ваше происхождение останавливало меня, чтобы… вы понимаете… Есть женщины, что и до конюхов опускаются в поисках удовольствий, но я никогда

бы себе этого не позволила.
Я ответил, все еще не поворачиваясь, иначе встретимся взглядами, и вся наша схватка закончится раньше, чем мне бы хотелось:
– Да, понимаю. Вы правы, леди Элинор.
В моем голосе необходимая доля сухости, и леди Элинор торопливо добавила:
– И я не понимала тогда, почему ваше обаяние так велико. Не зря люди говорят, что благородное происхождение не спрячешь.
– Я же спрятал?
Она сказала так же торопливо и чуточку виновато:
– Я всегда была очень занята своими… изысканиями! Потому мало, как вы могли заметить, обращала внимания на мужчин.
– Да, – подтвердил я, – да. Барон Кассель, припоминаю, пришел по делу.
– По делу! – подтвердила она с таким вызовом, что я не выдержал и повернулся. Лицо ее раскраснелось, губы вздулись, от нее идет жар и

вкусно пахнет афродизиаками. – Вы же хорошо знаете, почему я тогда… приняла его!
Сейчас она стояла передо мной так, что хоть и в платье, но я отчетливо видел ее голую.
Быстрый переход