|
Я соскочил с Черного Вихря. Бросил повод на сук. – Я готов. Гендельсон поколебался, с великой неохотой сполз с седла, хватаясь за него обеими руками. Перевел дух, сказал зло: – Ну, и где? – Сюда, – указал Терентон на тропку. – Только, сэр... – Что? – спросил Гендельсон угрожающе. – Железо, – проговорил Терентон очень неохотно. – Что, – спросил Гендельсон ядовито, – верно говорят, что вся нечисть страшится железа? Торентон развел руками. – Сэр, на вас железа... хватит на рыцарскую хоругвь. У нас нет столько сил, чтобы все это забросить в Кернель. Хотя бы с частью надо расстаться... Гендельсон побагровел. – Никогда! Ни за что!.. Рыцарь я или не рыцарь? Я посмотрел на хмурого Беольдра, снял шлем. Терентон кивнул с одобрением. Я повернулся к нему спиной, он понял, расстегнул ремни. Я освободился от панциря, снял тяжелые стальные сапоги. Тело сразу возликовало, запело. Я вздохнул всей грудью. – Хорошо... Если нас доставят прямо в Кернель... то зачем тащить с собой столько железа? Гендельсон сказал надменно: – Рыцари не расстаются с доспехами с такой легкостью. Лишь простолюдины... Впрочем, я не хочу задевать простолюдина, странною прихотью женщины... видимо, за какие-то особые заслуги, посвященного в рыцари. Но теперь-то мы готовы? Терентон смотрел на него с сомнением, глаза обшаривали Гендельсона с головы до ног, определяя вес. Я потащил через голову свой огромный меч, меч Арианта. – Сэр Беольдр, я оставляю и это... Вы не бросите мою бедную лошадку здесь на растерзание? Со мной молот и кинжал. Этого больше чем достаточно. Но если надо, я даже разуюсь. Простолюдина это не позорит. Беольдр кивнул, повернулся к Терентону. У того в глазах еще оставалось сомнение, он посмотрел на Гендельсона, вздохнул, сказал: – Если вы готовы рискнуть... Гендельсон сказал надменно: – А что, все еще риск? – И немалый, – ответил Терентон. Беольдр насторожился: – Почему? О большом риске речи не было. – Железа много, – сказал Терентон и снова указал на Гендельсона, что походил больше на экспонат в историческом музее, чем на живого человека. – Я знаю, что сэр Ланселот не трус, он оставил бы все доспехи и даже меч здесь... Лицо Гендельсона налилось кровью, он прорычал: – Никто не смеет обвинять меня в трусости!.. Я отправляюсь в доспехах. Я рыцарь, а не... не... Он задохнулся, подбирая оскорбительные слова. Терентон отвернулся и сделал нам знак следовать за ним. Я двинулся за ним сразу же; здесь под каменной стеной башни темно, а лунный свет, пробиваясь через кроны деревьев, по которым пробегает ветерок, превращает весь мир в сплошную камуфляжную сеть. Гендельсон, подчеркивая свое высокое происхождение и, наверное, бесстрашие, обогнал меня и пошел за оборотником в затылок. Я тащился позади, ладонь то и дело дергалась к рукояти молота, так хотелось влупить в затылок этому железному болвану. Это что, начало протянувшейся на столетия борьбы между потомственными и пожалованными? Потомственные считают себя лучше уже тем, что у них – порода, они ж от знатного производителя, пожалованные молча демонстрируют размер мускулов, а король балансирует между этими двумя силами, ибо за потомственными – накопленные предками богатства, влияние, земли, замки, а за пожалованными – ум, отвага, сила, дерзание... Терентон остановился, по лицу двигались темные пятна. – Все, – сказал он. – Дальше... не останавливайтесь. Гендельсон тут же встал, как вкопанный в землю железный столб. – А когда же... – Увидите, – ответил Терентон коротко. Я хотел пройти вперед, но Гендельсон уловил мое движение, шагнул, загромыхав железом, пошел, пошел, раздвигая ветви. |
