- Что это было?
— пискнула она, когда Бобик отстал, попрыгал вокруг нас и лег.
- Это Бобик, —
пояснил я. Она сказала обиженно:
- Ты что,
считаешь меня совсем дурой?
- Считаю, —
признался я. — А что, разве ею быть плохо?
- Не знаю, —
ответила она с великим достоинством, — не была ни разу. Что там происходило?
Зачем эта тяжелая штука у меня на голове?
Я бережно
выпутал корону из быстро распускающихся, как цветы под теплым солнышком, волос,
положил на стол.
- Отныне ты, —
пояснил я, — принцесса. Хотя по статусу ты и так принцесса эльфов, если сделать
поправку, у вас же Верховная Жрица правит наравне с королевой? Но королевы у
вас нет, а Верховная Жрица — есть. Так что ты, как эльфийская принцесса, обрела
еще и аналогичный статус у людей. Людёв, как говоришь...
- Это не я, это
ты говорил!
- Ну я, —
согласился я. — Должен же я, как политик, перекладывать на других?.. Просто
обязан. Это профессиональное. Теперь о твоем статусе... Я до конца еще не
продумал, а если честно, вообще не думал, я больше по озарению, весь из себя
такой озаренный и озаряемый вспышками гениальности, которую никто не понимает,
да и сам только потом на лестнице понимаю... В общем, твой новый статус в качестве
принцессы Ламбертинии обещает громадные выгоды и преимущества по сравнению с...
ну, с чем-то, еще не продумал, не до того. Я же говорю, у меня все на интуиции
и постоянных вспышках, озарения, что раньше были всего раз в тысячу лет, а
теперь уже раз в десять быстрее...
Разговаривая, я
пытался сделать хотя бы чашку кофе, не получается даже с моей возросшей мощью и
опытом, недостает сосредоточенности.
Эльфийка
смотрела встревоженно, когда я внезапно оборвал себя на полуслове и уставился
державно-тяжелым взглядом на стол, словно вижу гибель цивилизаций и уже
принимаю меры.
Наконец
появилась большая чашка с кофе, а на той стороне стола огромная вазочка с
изящными воздушными шариками сливочного мороженого, украшенного свежими ягодами
клубники, земляники и голубики, а еще дроблеными орешками.
Она тут же
вылезла из кресла и подсела к столу. Я пил большими глотками и продолжал ломать
голову, прикидывая, какая реакция будет в первую очередь и где придется латать
сначала, а где потом.
Вообще-то та,
первая Хартия Вольностей, о которой я слышал в детстве, была направлена также и
на ущемление прав короля, однако я такие абсурдные пункты включать в текст не
стал.
За соблюдением
правопорядка и законности кто-то да должен следить, так что я лишь расширил
статьи о недопустимости ареста, о заключении в тюрьму, лишении владений,
объявлении вне закона, изгнания или любого другого утеснения иначе как по
приговору равных, то есть суда присяжных.
Массу
отпечатанных в типографии Сен-Мари экземпляров гонцы на следующий день начали развозить
во все концы герцогства, а там приколачивали на городских площадях на столбах и
воротах городских управ.
Дверь
распахнулась, на пороге появился сэр Пере-альд, взглянул сперва, как тут я, в
безопасности ли, доложил мрачно:
— Сэр Бальдфаст
Бредли, ваше высочество.
- Пропусти, —
сказал я, — он по моему вызову. Переальд отступил, через пару секунд порог
переступил сэр Бредли. Дверь за ним захлопнулась.
Он не сказал,
что стража у меня серьезная, даже не повел бровью, лишь поклонился по-военному
коротко. |