Это дверь, сказал я себе яростно. Я пру через обеззараживающий шлюз. Сейчас на мне бьют всяких там вирусов, чтоб заразу не принес, только и всего. Я вот сейчас сделаю еще шаг… еще…
Руку все так же держал вытянутой, шевелил пальцами и чувствовал, что никакая субстанция им не мешает. Еще шаг, руку с легкостью согнул в локте, и через пару минут впереди забрезжил свет.
Я думал, что выдвинусь весь облепленный зеленой, именно почему то зеленой, слизью, но высунулся из стены все такой же сравнительно чистый, с мечом за спиной и молотом у пояса.
Глава 8
Высунулся наполовину, застыл уродливым барельефом, ослепленный, потрясенный, с бегающими во все стороны, как у ворюги, глазами. Коридор настолько широк, что стремя в стремя проедут трое всадников, пурпурная дорожка ковра под ногами уходит в бесконечность, по обе стороны отделанные благородными породами дерева стены, через каждые пять шесть шагов золотом высшей пробы поблескивает дверь. Над каждой светится мягким ореолом круг, я зябко передернул плечами, показалось, что эти светящиеся точки уходят в бесконечность, а там происходит что то эвклидо римановское.
Царство геометрии, подчеркнутое, холодное, рациональное. Абсолютно прямой коридор с одинаковыми дверьми, с одинаковыми светильниками и одинаковыми значками на дверях. Как будто строили по принципу предельной упрощенности конструкции, в которой, однако, смутно проступает некая зловещая в нечеловечности красота.
Оглянулся, вот то место, где я протиснулся через Незримые Врата, назову для пафоса так, на всякий случай вытащил меч и нацарапал на стене не то косой крестик, не то знак Зорро. Лезвие, что рассекает стальные доспехи, как лист капусты, едва едва оставило крохотную царапину.
Кстати, и в противоположную сторону тянутся все те же два светящихся пунктира, уходят вдаль, превращаясь в исчезающие крохотные звездочки. Однако вон там дальше, если не ошибаюсь, еще один коридор, что идет перпендикулярно. Сердце колотится бешено, я отсчитал шаги на тот случай, если вдруг царапина исчезнет, зарастет или же ее замажет какая нибудь нечисть, на сороковом шаге открылся еще один коридор.
Осторожно выглянул, повертел головой справа налево и обратно. Свет такой же точно, коридор с рядами дверей и светящимися кружками. В обе стороны такая бесконечность, что жутко, в животе похолодело. В самом деле ощутил бесконечность пространства, замутило, а перед глазами поплыло, словно готов хлопнуться в обморок, как тургеневская барышня.
Оглянулся, надо бы возвращаться, рука коснулась ручки ближайшей двери. Абсолютно бесшумно дверь отворилась, просторная заставленная мебелью комната, с потолка рассеянный свет, я с порога быстро быстро оглядел все, в животе похолодело от предчувствия беды.
На ложе, что посреди комнаты, спит укрытый до подбородка толстым одеялом крупный мужчина. Я издалека не понял, почему такое серое лицо, словно покрытое пеплом, ресницы чересчур мохнатые, вошел на цыпочках, приблизился и, задержав дыхание, наклонился к спящему. От моего движения, едва заметного, зашевелилась пыль, покрывающая лицо толстым слоем, поднялась в воздух, закружилась. Человек поморщился во сне, недовольно скривил толстые губы, будто по ним проползла крупная муха.
Я всматривался с сильно колотящимся сердцем. Такой слой археологи встречают в древних захоронениях, когда вскрывают гробницы, которым тысячи лет, но этот человек жив, просто спит, крепко спит…
Сдерживая дыхание, я медленно попятился к выходу. Пыль толстым столбом взвилась над ложем, я успел подумать, что опускаться в таком неподвижном воздухе будет месяцы, осторожно прикрыл дверь.
Коридор тянется в обе стороны пугающе одинаков, надо бы за неимением нити Ариадны бросать подобно Гансу Гретхелю хотя бы куски хлеба, но не запасся, да и здешние домовые подберут… если раньше не поспеют крысы и муравьи. Впрочем, крысы могут и не водиться в таком стерильном мире, но чтоб без муравьев…
Отсчитывая шаги, вернулся, не сразу обнаружил царапину, сердце екнуло: вдруг да пошел в другую сторону, так все геометрически правильно и абсолютно одинаково. |