|
А для простого человека разве это не важнее? Деньги — не самое главное в жизни, когда они есть. Он покачал головой: — Владеть собой — разве не богатство? — Легко быть святым, — возразил я, — сидя на Синайской горе, в пустыне или в тайге. Гораздо сложнее оставаться святым, сидя на базаре. Брат Кадфаэль помолчал, в ясных глазах уважение и немой вопрос. — Брат Ричард, я вижу, что ты очень хорошо понимаешь наши трудности, если затрагиваешь вопросы, над которыми ломают головы отцы церкви. Я усмехнулся, сказал легким тоном, стараясь все перевести в шутку: — Счастье — это когда тебя понимают. А когда поймут — беда! Кадфаэль хотел что-то возразить, но умолк на полуслове, на лице появилось тревожное выражение. Я повернулся; на пороге осматривается рослый мужчина в синем кафтане поверх стального панциря, на голове шлем с плюмажем, однако лицо открыто, нехорошее лицо: с близко посаженными глазами и непропорционально широким ртом, однако губы плотно стиснуты, придавая лицу угрюмое озлобленное выражение. Он оглядел зал оловянными глазами, к нему поспешил подросток, но вошедший уже заметил нас с Кадфаэлем, отмахнулся и пошел через зал в нашу сторону. За ним, громыхая железом, нарочито задевая сидящих за столами, двинулись двое мордоворотов, с короткими мечами у поясов. — Ну-ка, харя, громче тресни, — проговорил я негромко. — Тихо, брат Кадфаэль, тихо. Я знаю, ты драчливый, особенно по пьяни, но мы же в приличном месте… Глава 5 Он пугливо огляделся, за соседним столом звероватого вида мужики заревели хриплыми голосами песню о веселой резне в урочище Темных Мечей. Чуть дальше двое затеяли борьбу на локтях, с другой стороны выставив остриями кверху ножи. Я же чуть отодвинулся от стола, чтобы не зацепиться, вскакивая, молот на поясе напомнил о себе приятной тяжестью. Широкоротый идет, шагая тяжело, набычившись, всем видом вызывая на драку, и двое за ним держатся тоже весьма, скажем скромно, вызывающе. Он не только одет богаче, но даже ножны меча расшиты золотом, в то же время не выглядит сеньором, что-то выдает слугу, хоть и высокого ранга. Он остановился перед нашим столом и сказал непререкаемым тоном: — Эй, вы двое! Собирайтесь, пойдете со мной. Брат Кадфаэль сделал движение встать, я взглядом пригвоздил к месту, осведомился со всей кротостью: — Кто столь любезно приглашает нас, смиренных служителей Христа? Он прорычал: — Лорд Марквард! Я осведомился еще почтительнее: — А этот лорд… Марквард, он больше или меньше императора? Короли ему сапоги чистят? Широкоротый надулся, выпятил грудь, еще не врубившись, что именно я спрашиваю, ответил напыщенно: — Сеньор Марквард владеет здешним замком! Ему принадлежат самые богатые земли в округе. И даже этот постоялый двор на его земле. Я взглядом предостерег Кадфаэля, чтобы не вскакивал ни в коем случае, заметил с тем же елеем в голосе: — Но мы с моим смиренным спутником не принадлежим. Широкоротый наклонился над столом, упершись кулаками в столешницу, прорычал мне прямо в лицо: — Ты что, не понял?.. Или тебя вести на веревке? Ты знаешь, кто я? Я — Клотар, глава всего войска лорда Маркварда! Я мгновенно схватил его обеими руками за шею, раз уж нагнул так удобно, с силой ударил о столешницу. Раздался такой звон, будто шлем использовался как пустое ведро для собирания болтов и гаек. Я отпихнул обмякшее тело и вскочил, меч блеснул в руке уже обнаженный, готовый к бою. — Что-то я сегодня добрый, — сказал я с неудовольствием. — Противно даже. Но вам, болваны, так легко не отделаться. Болваны ухватились за рукояти мечей, но остановились. Человек, который держит ладонь на рукояти, еще не в бою, но если обнажит меч, его можно атаковать, рубить, калечить, убивать — он сам дает право, обнажая меч. |
