|
Я тоже от тебя не в восторге… хотя, конечно, расправился ты с разбойниками просто великолепно!.. Так что давай не будем выказывать друг другу чрезмерной любви, но и не будем ничего такого, что помешает доставить леди Женевьеву… по адресу. Он смотрел набычившись, с подозрением в близко посаженных оловянных глазах. Брат Кадфаэль сказал поспешно: — Да какие могут быть… Сэр Ричард, о чем вы говорите? Мы же все христиане! — Еще какие, — подтвердил я. Клотар проговорил неприятным голосом: — Мы должны довезти леди Женевьеву… Кадфаэль не уловил недосказанности, но я учуял, у нас с Клотаром есть нерешенное дельце, кивнул и ответил, глядя ему в глаза: — А когда довезем, тогда — да. — Хорошо, — ответил он грубо. — Отложим. Я жестом подозвал паренька с подносом. — Еще такого же барашка… В чем жарили? — В оливковом масле, — ответил он с почтением к таким шустрым едокам, не заметил нашего ненасытного крокодила под столом. Уже брюхо будет волочиться по земле, а все равно будет жрать, морда противная. — А что к барашку? — Мне ничего, — ответил я, — но у моих… гм… коллег есть свои запросы. — Вина, — прорычал Клотар. — Только получше, чем эта бурда. Мальчишка повернулся к Кадфаэлю. Тот проговорил смиренно: — Я уже сыт. Но, чтобы быть со всеми, я не откажусь от постной пищи. — Есть прекрасные белые грибы в сметане, — сообщил мальчишка. — Грибы и мне, — крикнул я вдогонку. Мясо запивали вином из одного кувшина, стараясь не протянуть к нему рук одновременно, чтобы не соприкоснуться пальцами. Кадфаэль ерзает, на лице виноватость, не понимает напряга, ведь мы же христиане, должны взаимно прощать друг друга, даже щеки подставлять. Принесли барашка и, к моему удивлению, заодно по своей инициативе подали прямо на сковороде еще шипящую и стреляющую капельками масла яичницу из дюжины яиц, горячий хлеб из муки тонкого помола и свежий сыр, а также поставили масленку, заполненную доверху свежайшим маслом. — Ого, — сказал я. — Похоже, нас здесь уважают. — Заметили, — буркнул Клотар. — Не люблю. Я покосился на его яркий синий камзол, смолчал, хотя на языке сразу кое-что завертелось, готовое спрыгнуть. Другое дело — брат Кадфаэль, этот в самом деле не любит, когда замечают, потому и весь из себя скромнейшая мышка. Дверь распахнулась, в зал вошли, тяжело ступая, пятеро воинов в побитых доспехах. Во главе отряда я отметил коренастого и поджарого человека с суровым коричневым лицом. Из-под тусклого шлема выбиваются темные с сединой волосы, такие же белые нити блестят и в короткой бороде. Властный взгляд, разворот плеч и осанка выдают в нем командира. Кожаный панцирь в металлических пластинках, на широком поясе короткий меч и кинжал с длинным узким лезвием. Бард оборвал песню несколько обидчиво: взоры всех обратились к пятерым. Они тяжело опустились за стол слева от нас, сразу потребовали еду и вина. Кто-то поинтересовался, что у них с доспехами, старший бросил коротко, что встретили гяурлега. И тот не ушел с дороги, как обычно делал, если верить легендам. Разговоры прервались, теперь уже и бард начал протискиваться поближе. Я не знал, что это за гяурлег, но видел, как посерьезнел Клотар, как побледнел и часто-часто закрестился Кадфаэль. Справа от меня кто-то сказал: — Говорят, только Блуждающий может остановить гяурлегов. — Но Блуждающий, — ответил другой голос, — ушел и больше не вернется… — Это он сам так сказал? Кадфаэль заметил, что я прислушиваюсь, сказал строго: — Суеверия темных людей!.. Ничто не спасет мир, только любовь и милость Господа нашего. А все эти древние колдуны и маги — это темная грубая сила, что служит Сатане. |
