|
– Мешок, – скомандовал тот же ясный голос. Мне показалось, что он принадлежит женщине. – Побыстрее!.. – Не беспокойтесь, леди... – начал густой мужской голос. – Поторапливайтесь, – оборвала она резко. – Не нравится мне, что он так спокоен... – Да он просто пьян... – Еще бы, он же из Зорра! На голову набросили мешок, могучие лапы разжались. Я успел глубоко вдохнуть, но, оказывается, лапы лишь пропустили мешок мне до колен, а затем сдавили с такой силой, что я с шумом выдохнул все, что успел набрать в легкие. Меня перевернули, это я чувствовал, в поясницу больно уперлось нечто вроде бетонного бордюра. Я понял, что меня несут на плече. Справа легонько простучала копытами лошадь, но настолько мягко, что шагах в трех уже не услышать. То ли по толстому мху, то ли копыта обмотаны тряпками. Несли меня долго, затем я ощутил странный запах. Такой слышал только однажды, когда ездил к приятелю на Азовское море. Там берег завален гниющими кораблями, старыми лодками, высыхающими водорослями, погибшими на солнце рачками и рыбешками... Меня подняли явно наверх, я так решил по надсадному сопению богатыря, что с такой легкостью нес меня на плече. К чему-то привязали, толстая веревка передавила вены на руках и ногах. Я тихонько вякнул про возможность гангрены, вряд ли здесь знают про пенициллин, но в ответ меня пропенициллинили ногой под ребра. Доносились голоса снизу, сбоку и даже сверху. Потом подо мной поверхность качнулась и задвигалась, словно началось землетрясение. Веревки натянулись, меня трясло все сильнее, потом толчки прекратились, но взамен все тело налилось свинцовой тяжестью. Невесть откуда взялся сильный ветер, продувал даже сквозь мешковину. Плотную ткань прижимало с такой силой, что, когда я приоткрыл губы чуть шире, давление встречного ветра едва не вбило мне в глотку всю воздушную шапку земного шара. К счастью, веревки бдили. Справа и слева слышались редкие сильные хлопки. Всякий раз меня на короткое мгновение вжимало в твердое. Это напомнило мне, как мы в пионерском лагере устраивали гонки на прогулочных лодках. Там тоже после сильного гребка, после вот такого мощного удара веслами по воде лодку бросало вперед... Ветер довольно долго продувал меня насквозь, я замерз, застыл, сперва трясло, а затем уже смирился настолько, что покорно ждал: будь что будет. А легкий хмель, что туманил голову, выдуло напрочь. Я чувствовал себя трезвым как стеклышко и только теперь начал потихоньку пугаться. Не скоро потеплело, тело стало легче, ветер изменил направление. Я даже уловил какие-то запахи, тут же подо мной немилосердно затрясло, ударило больно в копчик, еще и еще, потом тряска стихла, я слышал, как заскрипел песок. Голоса стали громче. Я ощутил прикосновение грубых рук, веревку сняли, но мешок оставили, тащили, волокли, пинали, нарочно ударили лбом о что-то болезненно твердое, затем скрип двери, теплый воздух, запахи горящего масла. – Добро пожаловать в Мордант! Мешок содрали с моей головы одним рывком. Я щурился, ослепленный светом. В Зорре самое освещенное место – тронный зал, но сейчас он показался бы убогой и плохо освещенной каморкой. Кроме свечей и светильников с маслом, здесь вдоль всех стен были протянуты ленты странного светящегося мха. Он давал бледный свет, но не раздражающий глаза, а скорее похожий на сияние ультрасовременных галогенных ламп. Передо мной стояли, с интересом разглядывая меня, трое. Двое мужчин, оба в простых удобных одеждах, и молодая женщина – тоже в костюме, который в Зорре показался бы чересчур вызывающим, а священники начали бы дело о колдовстве. Как я понимаю, в Зорре все нестандартное подпадает под статью о колдовстве. Все трое показались мне несколько странными, но я не успел понять, чем именно, спросил, стараясь перехватить инициативу: – Здравствуйте... А почему бы вам для перевозок не приспособить гигантских птиц? Все-таки перья – не чешуя. |
