|
Однако же… резервы… – Гитлер продержится самое большее год… два!.. Но я не верю… он потерял слишком много людей!.. – Ну и?… – А просто!.. Я хотел вас предупредить… вы согласны со мной? – Чрезвычайно признателен, коллега! – Чтобы вы знали, где вы находитесь… Он должен знать, в чем дело… остановка в открытом поле? Среди ночи?… – Он вам не объяснил? Ницшеанская технология… Оберартц Гаупт – ницшеанец… есте-ственный отбор!.. Сильные выживут! Холод, снег, нагота лишь укрепляют их силы… особенно раненых!.. Слабые умирают, их закапывают… технология оберартца Гаупта… все вагоны осво-бождают, укладывают тела прямо в поле… в чем есть… оставляют их там… на два дня… три дня… в холоде, на снегу, совершенно раздетыми… кто может подняться, делает усилия… их видят… даже на одной ноге… они идут к Ростоку… тогда их разделяют!.. Одни направляются в госпиталь, в хирургию… другие остаются на земляных работах… роют ямы… для мертвых, для тех, кто уже не шевелится после двух… трех дней… Просейдон был дежурным врачом… в поле, где рыли ямы… – Может быть, он и вас туда загонит? Я понимал, что там много рабочей силы, я видел такую массу оборванцев возле вагонов… способ неплохой… но мои интересы связаны с Данией! Отнюдь не с ницшеанской селекцией… у меня своя цель… он говорит мне о Гаупте, о его маниях… но прежде всего, получим ли мы разрешение проехать к морю? – Получите!.. Но только одноразовое!.. И на двенадцать часов… только на двенадцать ча-сов… он не имеет права на большее! Варнемюнде не зависит от него… Варнемюнде – это Ад-миралтейство… пляж, оборонительные сооружения, побережье… Он еще объясняет мне, что все. чего хотели в Берлине, так это разгрузить госпитали, не-важно где!.. Ганновер… Висбаден… Росток… Любек… Вот где собака зарыта! Повсюду одно и то же!.. Больше ни одной койки!.. Они не могут больше никого принять… странная деталь: про-каженные из Берлина… Комитет Красного Креста собрал их, дюжину… все двенадцать бродили среди развалин… очевидно, они беженцы с Востока… их направили к нему, в Росток… Просей-дон, специалист… и двенадцать ампул chaulmo-gras… a больше ничего… местный госпиталь от них отказался, это прокаженные!.. Тогда ему оставалось только одно, перемешать их с другими, с работающими в поле… разгружать вагоны и копать ямы… так и вышло… больше не было разговоров ни о прокаженных, ни о проказе… Оберартц Гаупт не интересовался ничем… лишь бы вагоны освобождались и мертвых закапывали поглубже!.. Его вдохновлял Ницше… а я мог ожидать, что он будет меня расспрашивать… будет судить обо мне согласно Ницше… тут Про-сейдон, обычно осторожный, допустил оплошность… он сказал то, что думал, мол, Ницше был только романтиком, эпатажным спорщиком, грешил тарабарщиной… после этого они почти не разговаривали… – Прошу у вас прощения, мадам!.. Я такой болтун!.. Такой нескромный!.. Мог бы всю ночь проговорить! Но знаете, я не разговаривал ни с кем несколько лет… девять лет!.. Ни с коллега-ми, ни с больными… – Да ну что вы! Мыв полном восторге! – Пора спать!.. У нас еще есть… Он смотрит на свои часы… – Три часа!.. Я убегаю!.. Еще раз прошу прощения! Какой вежливый коллега… и, несомненно, очень скромный… живет на черном хлебе и никогда не видит масла… я думаю о нем… я только это и умею делать, вытянувшись на кровати, не раздеваясь… а ведь действительно, у него греческий профиль!. |
