|
На стоянке царила мертвая тишина, словно предупреждая о грозящей опасности. Сянцзы не был трусом, однако рис-ковать жизнью не собирался. Тут с южной стороны подъехали две коляски: пассажиры, видимо, были студентами. Рикши кричали на бегу: – Есть желающие отвезти господ в Цинхуа? Эй, кто повезет в Цинхуа? Никто не отозвался. Одни ухмылялись, другие сидели, покуривая трубки, и даже не огляды-вались. – Вы что, оглохли? Кто повезет в Цинхуа? – Я повезу! За два юаня! – как будто шутя отозвался, наконец, молодой коренастый парень с бритой головой. – Идет! Нужна еще коляска! Парень оглянулся в нерешительности, но охотников больше не нашлось. Сянцзы понял: за городом опасно. Иначе кто отказался бы от двух юаней – обычно до Цинхуа платят в десять раз меньше. Он тоже не собирался ехать. Но парень, видно, и впрямь ре-шил заработать свои два юаня, если кто-нибудь составит ему компанию. Сянцзы ему приглянулся, и он спросил: – Ну что, богатырь, поедем? Польщенный таким обращением, Сянцзы не мог отказать смельчаку. К тому же не каждый день можно заработать два юаня, сумма порядочная. И Сянцзы решился. Ехать, конечно, опасно. Но, может быть, они проскочат? Два дня назад болтали, будто в храме Неба полным-полно солдат, но, проезжая мимо, он убедился, что это вранье. И Сянцзы подкатил свою коляску. Подъехали к Сичжимэню. У ворот никого не было, и на сердце у Сянцзы похолодело. Спут-ник его тоже приуныл, однако сказал с улыбкой: – Поднажмем, приятель! Чему быть, того не миновать! Сянцзы понял, что дело плохо, но за годы работы привык держать слово и не хотел выглядеть трусом. Ворота Сичжимэнь остались позади. Ни одна коляска не попалась им навстречу. Сянцзы бе-жал, опустив голову, не решаясь смотреть по сторонам. Только у моста Гаолянцяо осмотрелся: солдат нет. От сердца отлегло. «Два юаня – шутка ли, – думал он. – Трусу столько за месяц не заработать!» Обычно неразговорчивый, Сянцзы решил переброситься несколькими словами с напарни-ком. Вокруг стояла гробовая тишина. – Поедем проселочной дорогой. На шоссе… – Да, да! – Тот угадал его мысль. – Проселочной дорогой спокойнее… Но не успели они свернуть, как были схвачены солдатами. В это время года на горе Мяофэншань открывают храмы Для жертвоприношений, однако ночи все еще холодные, и в одной рубашке легко замерзнуть. А на Сянцзы не было ничего, кроме старой гимнастерки серого цвета и ветхих военных брюк. Глядя на это драное, пропахшее чужим потом обмундирование, он с тоской вспоминал свою белоснежную рубашку, добротную куртку и синие штаны – все недорогое, но чистое и приличное. Конечно, есть вещи и получше. Но какой ценой они достаются! Сянцзы с гордостью думал о своем былом достатке и удачах, которые каза-лись ему теперь особенно значительными, и еще сильнее ненавидел солдат. Они отняли у него все: одежду, башмаки, шляпу, коляску – даже пояс! А взамен он получил синяки, ссадины и волдыри на ногах. Одежда – это пустое, ссадины скоро заживут, но он лишился коляски, своей коляски, заработанной потом и кровью! Она исчезла, как только он попал к солдатам в лагерь. Можно забыть все невзгоды и огорчения, но как забыть коляску! Не так-то просто заработать на новую. Для этого нужно по меньшей мере несколько лет. Старания его пошли прахом, придется все начинать сначала, не имея за душой ни гроша. Сянцзы заплакал. Он ненавидел сейчас не только солдат, но и весь белый свет. За что такая обида? – По какому праву? – крикнул он и почувствовал облегчение, но тут же спохватился. Не стоит шуметь, главное – спасти жизнь. Сянцзы не знал толком, где он. Все эти дни, обливаясь потом, брел за солдатами. Таскал тя-жести, возил солдатское имущество, носил на привалах воду, разводил огонь, кормил скот. |
