|
Сянцзы был рад этой встрече. Он слышал, что в этом публичном доме есть женщина по прозвищу Грудастая. Наверняка это она. Сянцзы тут же, без обиняков, спросил' о Сяо Фуцзы. Вначале женщина не поняла, о ком идет речь, но, когда он описал внешность Сяо Фуцзы, вспомнила: – Да, да, знаю. Молоденькая такая. У нее еще всегда зубки блестели. Ну да, это Лакомый Кусочек. Глаза Сянцзы загорелись гневом. – Где ее комната? – Ее? Так она давно умерла! Повесилась вон в том лесу! – Что?! – Когда Лакомый Кусочек пришла сюда, мы все ее полюбили. Но не смогла она вынести этой жизни, слишком хрупкой была. Однажды, помню, сидели мы вечерком у входа. Заявился какой-то гуляка и прошел прямо к ней в комнату. Она не любила с нами сидеть. Вначале ее даже били за это, а потом разрешили сидеть у себя – уж очень она нравилась мужчинам. Кто к ней ходил, не хотел иметь дела с другими. Так вот, смотрим, гуляка тот скоро вышел и отправился прямо в лес. Мы и внимания не обратили. В комнату к ней никто не пошел. Когда хозяйка начала собирать деньги, зашла к ней и видит: на кане лежит голый мужчина и дрыхнет. Пьян в стельку. Оказалось, Лакомый Кусочек надела на себя его одежду и убежала. Вот хитрая! Если бы не темнота, ей бы нипочем не уйти. Но она переоделась мужчиной и всех провела. Побежали в лес, а она там висит на дереве. Сняли, да поздно. Язык чуть-чуть высунулся, но лицо совсем не страшное. Даже смерть ее не испортила. На нее и на мертвую приятно было смотреть. Уже прошло сколько месяцев, а в лесу тихо – ее душа никого не пугает. Вот какая она была добрая! Значит, я и говорю… Сянцзы не дослушал. Пошатываясь, побрел он на кладбище. Здесь среди сосняка виднелось несколько могильных холмиков. Солнечные лучи, и без того бледные, сюда вообще не проникали. Сянцзы сел на сухую траву, вокруг валялись сосновые шишки. Тишину нарушали лишь печальные крики сорок на деревьях. Сянцзы знал, что Сяо Фуцзы не здесь похоронена, но слезы потоками лились из глаз. Все кончено, земля украла у него Сяо Фуцзы! Они оба так стремились к счастью. Но Сяо Фуцзы наложила на себя руки, а ему остается лишь плакать. Ее тело завернули в рогожку и зарыли где-то на свалке. Вот и все, чего она достигла! Вернувшись в контору, Сянцзы проспал два дня. Он не пойдет к Цао, даже не напомнит о себе! Господину Цао его не спасти! Через два дня он вывез коляску. Сердце разрывалось от тоски. Он больше ни во что не верил, ни на что не надеялся, готов был терпеть любые оскорбления, лишь бы наесться до отвала, а потом спать. Глядя, как тощая, кожа да костя, собака сидит возле продавца бататов и дожидается, когда ей что-нибудь кинут, Сянцзы думал, что и сам он, как эта собака, ни о чем не мечтает, только брюхо набить. Нет, лучше не думать! Жить как живется – и все! Человек стремится быть выше животного, а сам часто уподобляется дикому зверю. Именно это и случилось с Сянцзы, который жил в цивилизованном городе. Но Сянцзы не был в этом виноват. Он теперь жил не думая, словно в тумане, без всякой надежды, и сам мог бы убить человека без малейших угрызений совести. Он скатывался все ниже и ниже и очутился на самом дне человеческой ямы: обленился, пил, развратничал, играл в азартные игры, пускался на всякие хитрости. У него больше не было души, ее вырвали люди. Остался огромный, обтянутый кожей скелет, который постепенно разлагался и в любой момент мог развалиться. Прошла зима. Весеннее солнце согревает лучше всякой одежды. Сянцзы снял ватник и продал. Сейчас он хотел вкусно поесть, хорошенько выпить, а завтра можно и умереть. Главное сегодня пожить в свое удовольствие. Так стоит ли думать о будущей зиме? Если, к несчастью, он еще будет жив, как-нибудь перебьется. Прежде он старался представить всю свою жизнь, как на ладони. Теперь же его заботил лишь нынешний день. Завтрашний, он знал по опыту, продолжение сегодняшнего – все те же незаслуженные обиды. Продал ватник – радость. |
