А кто?

Сквозь звон я силюсь разглядеть лицо солдата.

— Тит?

— Старший центурион Тит Волтумий погиб, — отвечают мне. — Разве вы не помните?

Интонация кажется мне знакомой.

— Виктор, ты?

Фигура медлит и качает головой: нет.

Жаль.

— Марк Скавр?

Пауза. Какая‑то очень длинная. В целую вечность…

— Их больше нет, легат.

Падающий на трупы снег…

— Да, конечно. Я помню. Что случилось?

Потом вспоминаю. Мы вышли из лагеря. Мы прошли с боем сквозь варварские войска.

Мы уперлись в стену. Почти прошли ее. И какие‑то новые германцы раздолбали нас в пух и прах.

— Кто это был? — спрашиваю я. — Те, новые гемы?

Солдат наклонился и сплюнул.

— Хавки, — нехотя сказал он.

— Хавки? — я переспрашиваю. Значит, Сегест предал своих союзников римлян.

Предал нас.

Мне помогают сесть.

Я смотрю, как к германским укреплениям на склонах подходят все новые воины. Их много. Их тысячи. Это идут хавки.

Я готов кричать…

Я молчу.

Сегест только что перекрыл нам единственный возможный выход.

Глава 18. Римская слава

К восходу лошадь пала. Марк коленями почувствовал уходящую вниз пустоту — и успел соскочить с падающего жеребца.

Некоторое время он стоял, не в силах пошевелиться, глядя на тяжело поднимающиеся бока лошади. Встряхнулся и пошел дальше.

Ализон. Водяные ворота были распахнуты. Около створок, раскинув руки, лежал мертвый легионер. Похоже, его перед смертью пытали… Декурион поморщился….и кастрировали.

Марк пошел по улице.

В Ализоне — своя война. Разграбленная таверна "Счастливая рыба". Мертвые рабыни. Повешенный на вывеске толстяк. Легионеры шутили, что вывеску хозяин рисовал с себя — теперь можно сравнить. Воочию.

Гемы — практичные люди.

Германцы успели войти в город, понял Марк. Значит, помощи он здесь не найдет. Возможно, даже живых римлян он здесь больше не встретит. Что ж… бежать ему все равно не на чем. Больше у него нет лошади. Сомик мертв.

Над трупом легионера склонился гем. Блеск железа. Остальные расположились вокруг, болтали и смеялись.

"Ну и рожи у вас".

Марк ускоряет шаг…

Толчки крови в висках.

Германец вскакивает. Марк, не замедляя шага, бьет его спатой сверху вниз. Н — на! С оттяжкой. Брызжет кровь. Медленно разлетается черными брызгами. Марк моргает, когда кровь попадает ему в лицо. Полуразрубленный, германец падает и дергается, пачкая вокруг красным — судороги.

Марк перешагивает его и идет. Спата приятно отягощает ладонь. Варвары жмутся к стене, один пытается выпрыгнуть за круг досягаемости спаты — но не успевает. Оседает, заливая кровью мостовую. Марк опускает клинок. В груди у него — словно рвется что‑то.

— Ну, кто следующий? — говорит всадник хрипло.

Драка перегородила узкую улицу. Тиуториг выругался — сегодня его весь день задерживают. Какой‑то римлянин, чудом уцелевший в мясорубке мятежа, рубился с германцами. Те были, судя по характерным узлам из волос на затылке — из свебов.

Черт!

Тиуториг повернул коня, сжал колени. Похоже, эта скачка его доконает. Культя уже горела огнем. Надо бы снять протез, чтобы рука наконец отдохнула. Чертовы ремни врезались в кожу.

А тут драка. Придется в объезд. Пока они прикончат этого упертого римлянина, пока разделят добычу.