Бесполезно. Их свело так, что завязался узел. Часть пальцев размозжена ударом. Вот теперь я точно калека. Однорукий.
Смешно.
— Легат, не получится.
— Что? — мне снова приходится угадывать. Впрочем, я всегда могу прочитать по губам. Что еще мне остается?
Надо что‑то делать с изуродованной рукой. Как мне держать меч? Без пальцев?! Интересная задача. Я немного думаю, затем говорю:
— Привяжи его.
Центурион несколько мгновений смотрит на меня, моргает. Раз — другой… затем кивает. Понял. Приматывает несколькими слоями ремней.
— Крепче! Туже затягивай! Еще!
— Легат, — он пытается остановить меня. — Застой крови…
— Крепче, центурион! Крепче.
Все будет хорошо.
Даже если — не будет.
— Арминий! — кричу я, вызывая брата. — Арминий!
Вокруг ревет и шумит битва. Грохот железа, стук щитов. Выкрики, скрип кожи, крики ярости и боли. Стоны раненых. Последние вздохи умирающих…
Все здесь. Только я ничего не слышу.
Для меня вокруг — тишина.
— Арминий!
Мы пришли на север.
— Я здесь, Гай.
Мы встречаемся на ничейной земле.
Мы ведем переговоры.
Наедине.
— Думаешь, что знаешь римлян, варвар?! — говорю я. Арминия передергивает. — Ты видел нас только во время побед. Чтобы узнать римлян, нужно увидеть их во время поражения. Мы не самый умный, не самый храбрый народ… даже не самый отважный или воинственный. Но мы — самые упрямые.
Мы будем вставать с земли каждый раз, как нас на нее уронят.
До последнего человека.
Чтобы выиграть сегодня, тебе придется убить всех нас.
И все равно мы вернемся.
Смешно.
— Гай…
— У нас не было ни единого шанса, верно?
— У вас не было ни единого шанса, — повторяет он, словно эхо.
— Ты сам привел нас сюда, к этим склонам. Ты — великий вождь и великий полководец, Луций. Тебя будут помнить… ах, да. — Я усмехаюсь. Странно, что до сих эта мысль не приходила мне в голову. — Нет, тебя не будут. Помнить будут варвара Арминия.
Лицо Луция на мгновение застывает.
— Кажется, ты хотел остаться в веках, брат?
Серая грязь проваливается под ногами. Холодно.
Мы молчим. Капли дождя текут у меня лицу.
Я плачу по брату.
Нет, не плачу. Дождь плачет за меня.
— Просто отдай мне предмет, Гай, — говорит тот, кто когда‑то был моим братом. — Отдай Воробья. Все еще можно изменить.
Смешно.
— Что? — говорит он. — Ты мне возражаешь?
— Нет, брат. Я просто качаю головой.
— Гай, если ты сдашься… — увидев мое лицо, он замолкает.
— Ты сам меня учил, брат. Командир остается со своим легионом до конца.
Арминий морщится.
— Гай… подумай. Сейчас не время для красивых поз и героических жестов. Послушай, что я скажу… — и он начинает меня убеждать. Очень горячо, красноречиво, и, видимо, чертовски убедительно. Я не знаю.
Я говорю:
— Говори в другое ухо, пожалуйста. Я плохо слышу.
Арминий замолкает. Лицо его внезапно, на несколько мгновений, становится лицом Луция.
— Ох, Гай.
Это я слышу.
— Ничего, брат, — говорю я. — Прорвемся.
— Честь и слава! — говорю я хрипло. |