Ходят слухи, сейчас Арминий — херуск — Германн, сын Сегимера, герцог всех германцев, ведет свои орды на штурм Ализона, последнего оплота Рима в этих землях.

Что ж… Арминий времени даром не теряет.

Может быть, когда‑нибудь то же самое сделает Иудея? Восстанет против власти Римского цезаря и обретет свободу? Правда?! Хотелось бы верить. Иудей покачал головой. Он давно разучился верить в детские мечты.

— Нам нужно ехать, — сказал иудей помощнику. — И лучше поторопиться… пока они не взялись за нас. С победителями всегда так — сначала они радуются и пьют, потом вспоминают, что во всем виноваты иудеи.

— А куда мы едем? — ученик поднял голову.

— В Вифлеем, — помедлив, ответил торговец. — Я давно не был дома…

Он вышел из лавки. Запрокинул голову — сырой, холодный ветер донес запах падали. Еще не скоро он исчезнет с этих полей. Со всех просторов Германии.

Очень не скоро.

Двадцать тысяч римлян — всемогущих, страшных римлян уничтожены. Три легиона! Даже трудно себе представить… Иудей покачал головой. Очень трудно.

Казалось, вся лавка пропиталась трупным запахом.

Он прошел во двор, вдохнул, выпрямил спину. Как трудно снова привыкнуть стоять прямо, когда ты полжизни провел в полусогнутом состоянии. Где‑то далеко выли собаки… От порывов холодного ветра — сразу заслезились глаза.

Левий бен Ицхак, торговец стеклом и переводчик, поднял голову. Ветер овевал измученное лицо.

Над ним плыло серое германское небо. Вечер. Сплошные облака, перетекающие друг в друга — медленно, устало.

Над всей Германией — облачное небо.

А какое небо над Иудеей?

Он вздрогнул. На мгновение… меньше, чем на мгновение, Левию бен Ицхаку показалось, что он видел призрака. Высокого человека, словно сделанного из прозрачного дымчатого стекла.

Тиуториг открыл глаза. Еще жив? От потери крови кружилась голова. Над ним — пасмурное небо Германии девятого года от рождества того, кто еще никем не стал.

Но — станет.

Заделаться, что ли, в волхвы? Он с трудом усмехнулся. Запекшиеся губы лопнули. Почему нет? Осталось набрать даров. И можно в Вифлеем. Или в Назарет… или где он там живет?

Этот сын плотника.

Человек, с которым лучше бы познакомиться лично.

Он видел все.

Как падающие от усталости, израненные, изможденные люди штурмовали стены, выстроенные варварами — раз за разом наступая и откатываясь. И снова шли в атаку.

Как упал легат.

Фурий видел, как клинок появляется из спины легата… Мелькнул и исчез.

Гай Деметрий Целест умер. Фурию казалось, что легат до последнего улыбался.

Над его телом сразу образовалась свалка. Оставшиеся в живых легионеры Семнадцатого отбивали тело своего командира. Германцы, ревя от ярости и победного азарта, пытались добраться до него…

Фурий держал древко.

"У нас должен остаться один единственный орел".

А потом умерли и последние из легиона.

"Уходи, парень", — приказал Марк Целий, последний уцелевший центурион.

Он отрубил древко. Гладий врезался в дерево, крошил позолоту… и никак не хотел перерубать. Фурий бил и бил. По щекам катились слезы.

Наконец древко треснуло.

Мальчишка поднял орла. Теперь они остались вдвоем: он и золотая птица. Пока орел не потерян, легион продолжает сражаться…

Семнадцатый Морской Победоносный.

Волчонок спрятал орла под туникой, на груди.