Изменить размер шрифта - +
В руке — деревянное ведро. Рабыня аккуратно обходит пьяницу и выливает ведро в канаву. Затем некоторое время девушка стоит, словно не чувствуя вони. Лицо измученное…

И почти счастливое.

В каком аду нужно находиться целый день, чтобы вонь сточной канавы показалась свежим воздухом?

Гниющие рыбные головы.

Я иду. Девушка вытирает лоб тыльной стороной ладони, провожает меня взглядом. Что она увидела? Предполагается, что я выгляжу как легионер — дезертир. Таких здесь должно быть полно…

Останавливаюсь. А это мысль, пожалуй.

Возвращаюсь.

Рабыня поднимает брови. Красивая. Хотя под глазами темные круги, а руки и бедра — в синяках от щипков посетителей. Есть такой тип красоты, что сияет только ярче — вопреки всему. Интересно, кто она по происхождению? Гречанка? Италийка? Кожа смуглая. Длинные ноги, гордая осанка, изящный изгиб шеи. Ее отмыть, приодеть, накрасить, надушить, сделать прическу — и готова первая красавица Рима. Жаль, что у меня нет времени заниматься ее судьбой…

Жаль.

Киваю девушке и толкаю дверь таверны.

 

Народу немного. Мало кто оборачивается в мою сторону.

Над очагом висят засиженные мухами колбасы. Рядом — свиная нога, закопченная вместе с кожей. Огромная. По коричневой поверхности взгляд невольно скользит.

Деревянные столы и лавки — грубые, но добротные, словно их на века делали.

В целом, здесь лучше, чем я думал. Обстановка как в дешевой таверне где‑нибудь в Субуре. В центре — очаг со столом для готовки. Вон та дверь ведет в кладовую. Слева — лестница на второй этаж. Это для тех, у кого есть деньги.

Жужжание. Я лениво отмахиваюсь. Мухи сонные, словно вот — вот на лету впадут в спячку. Скоро осень…

Она уже наступила.

Я сажусь, кладу ладони на столешницу. Закопченная, жирная поверхность. Крошки попадают между пальцами. На столешнице вырезана надпись:

LEVATE DALOCU

LUDERE NESCIS

IDIOTA RECEDE

Встань и уезжай

Ты не знаешь игру

Идиот, уходи!

Если бы я не знал, что это поле для игры в дуодецим — «дюжину», я бы решил, что это личное послание.

Для меня.

Интересное ощущение. Этот стол мне точно родной. Немало времени я провел, играя в «дюжину» в самых грязных и опасных кабаках Субуры.

Азарт. Особая болезнь.

С замиранием сердца смотришь, как кости со стуком падают на стол, кружатся в танце и… вот — вот… есть! Есть!

Шесть и один.

Отличный ход. Ставишь фишки на первую и на шестую буквы. Затем ход соперника. Потом снова кидаешь и снова ходишь, все дальше передвигая фишки. Двигаясь к финалу.

А потом соперник рубит твою фишку. И все приходится начинать сначала…

Да, немало времени.

И еще больше — денег. Я почти наяву вижу: золотые ауреи, падающие в гору таких же золотых ауреев. И на каждой монете: профиль божественного Августа…

— Что угодно?

Я поднимаю взгляд.

Хозяин — упитанный, с лысой головой, словно надетой прямо на плечи, минуя шею. Толстые пальцы с короткими фалангами. Кожаный фартук, засаленный и прожженный.

Взгляд его зеленых — надо же! — щелок — глаз останавливается на мне. Хозяин мигает, раз. Другой. Похоже, у него нервный тик.

— Господин? — говорит хозяин. — Чего желаете?

Его левая рука поднимается, чтобы почесать правую. Я моргаю. Большая часть предплечья у него нежно — розовая, резкими пятнами. От вида этих пятен меня бросает в дрожь.

Ожог. Когда кожа сгорела едва не до мяса…

Огонь. Пламя. «Смотри, Гай».

Я моргаю. Потом говорю:

— Жареной колбасы.

Быстрый переход