Только сейчас он обращает внимание, что одет не в любимые рваные джинсы и майку с Че Геварой, а в серый с блеском костюм и рубашку с галстуком. Ничего подобного у него никогда не было. Галстук действительно яркий, но… В общем, такой бы он и купил, если бы пришла в голову столь странная идея.

Рядом с мамой по мосту смешно вышагивает неведомо откуда взявшийся рыжий котенок. Тонкий хвост вверх как антенна, и слишком большие уши.

— Его зовут Фрик, — говорит Марта. Она смотрит куда-то за перила, на застывшее полотно бывшей реки, но откуда-то знает, что думает Карл. — Мы когда квартиру сняли — завели. Он большой вырастет.

С каждым шагом котенок действительно растет, превращаясь в роскошно лохматого зверя. Наряд мамы тоже немного меняется: пиджак, более узкая юбка.

Отцу почему-то становится страшно. Он оглядывается и понимает, что они прошли уже почти половину. Треть — точно. Парк за спиной слился в мутно-зеленую полосу, но и дома впереди, кажется, не приблизились. Они идут и идут над застывшей водой, и вокруг них ничего не меняется. Изменения происходят с ними самими: кот перестал расти и просто идет рядом с хозяйкой, ровно и молча, как заводная игрушка.

Достаточно было Карлу на мгновение отвернуться, чтобы обнаружить: мама теперь катит впереди себя коляску. Модная трехколесная конструкция иногда чуть подпрыгивает на перемычках между цементными участками.

— Манфред, — ровно говорит мама. На ней теперь не офисная роба, а что-то уютно-домашнее. — Манфред Вильгельм Лири. Ты рад?

У отца пережимает горло, он ничего не может сказать, только кивает в ответ.

— Ты слишком много работаешь, любимый… — шепчет она, на ходу поправляя что-то в коляске. — Зато своя квартира.

Отец опускает взгляд и понимает, что одет уже не в костюм: что-то удобное, обычное и не столь официальное. Он машинально расстегивает пуговицу и видит свою руку, а на безымянном пальце — сверкнувшую полоску кольца.

Марта избавилась от коляски и ведет теперь за руку мальчишку лет четырех-пяти. Он до ужаса напоминает самого Карла на детских фотографиях: те же растрепанные светлые волосы, та же готовность к улыбке и что-то неуловимо-хитрое в выражении лица.

— Привет… Вилли! — наконец произносит отец. Мальчуган серьезно кивает в ответ, почему-то не говоря ни слова. Возле ноги матери кот прямо на ходу начинает словно таять в воздухе, становясь все более прозрачным с каждым шагом.

— Девять лет прожил зверь… Жалко, мог бы больше. — Она говорит как диктор на вокзале, четко, но без интонаций. Словно читает заранее заготовленный текст.

Сын заметно вытягивается, на вид уже класс третий-четвертый. Растрепанные волосы теперь коротко подстрижены, выбриты по бокам. Странно, но ему идет.

Тишина продолжает давить. Еле слышны только шаги — самих родителей. Манфред Вильгельм, несмотря на внешнюю материальность, ступает абсолютно беззвучно.

— Ты меня любишь? — спрашивает мама.

— Да, моя хорошая… Но мне что-то страшно. Вот честно. Где мы? Что это все?!

— Это все?.. Жизнь. — Помолчав, отвечает она.

Сын уже почти с нее ростом, а перед мамой снова коляска. Другая, не та, что в первый раз. Да и сама Марта заметно изменилась — она явно лет на десять старше, чем была совсем недавно. Сильно обрюзгла, на руках заметные морщины.

— А у тебя — живот и повышенное давление, — немедленно откликается она на взгляд Карла. — Ничего страшного, возраст. Зато — Алиса. Хорошая девочка, давно бы надо было…

Возле ее ноги снова топает котенок, теперь серый с полосками.