В первом ряду «однозадых» были Ева и Адам на фреске в Сикстинской капелле. Адам был одним из немногих мужчин, допущенных в его коллекцию. К той же категории относилась возбуждающая воображение Леда, тоже кисти Микеланджело, «однозадая» на коленях работы Рафаэля, романтическая «однозадая» красавица Энгра, «Одалиска» и «Дама с попугаем» Делакруа, «Римская одалиска» Коро, выдающаяся «однозадая» Веласкеса, рисунок пером Ханса Бальдунга Грина «Венера, держащая яблоко, полученное от Париса», а из более близких нам по времени одно женское «однозадое» кисти Громера, одно — Мунка и одно раннего Клее.

Более многочисленная группа «двузадых», начиная с блестящей центральной фигуры в «Трех грациях» на вилле Мистерий в Помпее, могучее «двузадое», изображенное на первом плане среди купальщиц Альбрехта Дюрера, центральная фигура в «Трех грациях» Рафаэля, два изящных «двузадых» Энгра, три блестящие и трогательные «двузадые» Пизанелло, нарисованные на пергаменте, элегантное «двузадое» изображение «Венеры перед зеркалом» Веласкеса, блестящие «Грации» Антонио Кановы. Но в этот список можно еще включить и расплывшееся «двузадое» Тинторетто, Анжелику Тициана, стоящую слева колдунью у Ханса Бальдунга Грина и другие «двузадые» Рембрандта, Ренуара, Ватто, Фрагонара, Делакруа, Дега, Гогена и Казорати.

В опубликованном в «Бельфагоре» интервью вместе с аннотацией к каждому произведению Зандель приводил дату, музей или место, где он это видел, и в большинстве случаев упоминал названия книг по искусству или журналов, где были помещены репродукции, отнесенные им к категориям «однозадых» и «двузадых». «Список этот никак нельзя назвать полным», — отметил Зандель в конце интервью.

Стоит заметить, такие категории применимы только к неподвижным фигурам, созданным живописцами и скульпторами, а девушка из деревни нудистов на Корсике вертела задом во всех направлениях, и ее можно было рассматривать с любой точки зрения.

Кларисса

В своей книге Джано описывает меня с любовью и обидой, и при этом он всегда близок к правде или, во всяком случае, к возможному и вероятному развитию событий. Благодаря своей интуиции и воображению он через Мароцию раскрывает мои чувства и мои грехи, а иногда дает мне советы. Я внимательно читаю все, что касается моей персоны, даже если автор идет в неверном направлении. Взять хотя бы кризис одиночества, якобы толкнувший меня в Барселону (до чего ошибочно его представление о моем одиночестве, вынудившем меня куда-то ехать). И каким же сюрпризом оказалось его разочарование после вечера и ночи, проведенных с толстозадой Валерией.

Несколькими строчками ниже следует безапелляционное утверждение, сразившее меня как пощечина, удивившее и обидевшее. «Дело в том, — пишет Джано, — что Мароция немного шлюха». Значит, Джано думает, что я тоже немного шлюха, ведь Мароция списана с меня. Почему немного? Либо ты шлюха, либо нет. А еще двумя строками ниже вдруг вспоминает Библию: мол, в следующий раз — огонь. Это угроза? И в чей адрес? Поскольку он пишет обо мне, значит, и угроза адресована мне? Следует ли мне опасаться за свою жизнь? Как знать. Джано забавляется, сея подозрения и угрозы. Возможно, он догадывается о существовании Луччо? И может, это даже не просто подозрение? Я не хотела бы рисковать здоровьем из-за пустяковой невоздержанности.