Бедный Торквато Тассо, как он, должно быть, страдал! Но ради него плакали звезды и плакала мерцающая луна, ради меня же не плачет никто. Правда, Кларисса не умерла, но в моей душе она еще мертвее теперь, после истории с гнусным «турком». И я изливаю душу в одиноком стоне, а потом вновь пускаюсь в свое плавание наугад, жизнь моя.

Кларисса

Из коробки пропало семь шоколадок, а может, и немного больше. Я очень мягко допросила свою прислугу, которая даже не знала, что коробка с шоколадками у меня спрятана в шкафу. Значит, Джано. Значит, это был Джано. Уверенности у меня нет, я не знаю, как говорить с ним, что ему сказать. Есть один выход, к которому мы всякий раз прибегаем, когда приходится решать наши недоразумения: прикинуться, будто ничего не случилось.

Этой ночью я видела два очень странных и, может быть, даже интересных сна, о которых хотелось бы рассказать Джано.

Сон первый. Является ко мне — понять, где мы находимся, я не могу, — студент, которого я никогда раньше не видела, но знаю наверняка, что он учится у моего мужа. Студент держит тяжелый мраморный бюст какого-то человека с усами и низким лбом и просит, чтобы я его представила Федерико Дзери. Надо заметить, что я едва была знакома с известным покойным критиком, и все же знала, где его можно найти. Я провожу студента в маленький музей на корсо Витторио-Эммануэле, где мы действительно обнаруживаем Дзери: он холодно встречает студента, не произнося ни слова, рассматривает мраморный бюст, потом протягивает руки и берет бюст, держит его на весу, а через несколько мгновений роняет на пол, и бюст разлетается на осколки. Непонятно, сделал ли это Дзери нарочно, что возможно, если знать его вредный характер, а может, он уронил бюст по неосторожности. Студент в отчаянии заливается слезами, а я убегаю. На этом первый сон кончается. А второй я забыла.

Я рассказала Джано этот сон о таком известном человеке, как Дзери, чтобы посмотреть, включит ли он его в свою книгу. В общем, мне надоело всегда быть пассивной в отношении книги Джано, хотелось бы подсказать ему какой-нибудь свой сюжет. Я всегда надеюсь, что Джано, заинтересовавшись новой темой, примет во внимание и мои идеи и не будет относиться ко мне только как к сексуальному объекту, хотя между нами уже несколько месяцев ничего нет. Именно сейчас, когда я отделалась от Луччо и сама никак не расположена к воздержанию.

Мне не хватает Занделя, а теперь не хватает и этой скотины Луччо. Но я поступила правильно, бросив его; Джано прав, когда говорит, что он грубый человек и поэтому — говорю уже я — недостоин быть моим любовником.

О, боже мой, боже мой. Я снова перечитала некоторые строчки, посвященные Луччо, которые пропустила из-за трудного почерка Джано. В двух строках, резких, как выстрел из ружья, Джано утверждает, что Луччи Нерисси вич-инфицирован, и это всем известно. Так, несколькими словами, Джано вынес мне смертельный приговор. Значит, жизнь короткую, как дуновение ветра, у меня отнимет болезнь, которая обречет меня на страдания и позор.

Я не позаботилась о презервативе, не могла даже представить себе, что мужчина в его возрасте может быть заражен этой проклятой болезнью. Вич-инф., — пишет Джано, но, увы, нет сомнений относительно смысла этого слова. Узнаю лицемерие Джано, который, например, никогда не написал бы слово «рак», он находит его неприличным. Я знаю Джано. Даже когда он говорит о сексе, то грубые слова заменяет словами «мочалка» и «прибор». Перечислять можно бесконечно.