Я понял, что настал удобный момент, и, подойдя к одному из рабочих, спросил:
— Скажите, пожалуйста, где можно найти синьора Дзангарини?
— А кто такой Дзангарини? — спросил рабочий не очень приветливо.
Я смутился. К счастью, в разговор вмешался другой рабочий, оказавшийся полюбезнее.
— Дзангарини? Его здесь нет… Он в третьем павильоне.
Мы поспешно вышли и, пройдя по территории студии, направились к павильону № 3. Нам пришлось снова открыть такую же тяжелую дверь и войти в павильон, очень похожий на первый. Съемка здесь не производилась; тут было много света и много людей, которые о чем-то шумно спорили. Мы подошли к ним, но не слишком близко, потому что нас испугали их дикие крики. Казалось, они были чем-то не на шутку взбешены. Один из этих людей, тощий, как гвоздь, в очках в черепашьей оправе и с длинными черными усами, плясавшими над белоснежным рядом зубов, орал, размахивая руками:
— Не подходит, не подходит, не подходит…
— Но почему же не подходит? — спросил его какой-то человек, который и оказался Дзангарини.
— А потому, что он чересчур симпатичен, — продолжал кричать усатый. Потому, что у него лицо честного парня… А мне, наоборот, нужно лицо преступника, бандита, лицо Вараввы…
— Тогда возьми Проетти.
— Нет, нет, он тоже слишком симпатичен. Простодушный малый, одним словом — добряк… Не подходит, не подходит…
— Возьми Серафини.
— Не подходит, не подходит… Серафини не просто добрый человек — это ангел, больше того — серафим… Кто поверит, что он способен на дурной поступок?.. Кто поверит?
Я понял, что мы пришли не вовремя, но делать было нечего: явился на бал — изволь плясать. Улучив момент, когда режиссер, продолжая кричать и жестикулировать, куда-то отошел, я приблизился к Дзангарини и тихо сказал ему:
— Синьор Дзангарини, мы пришли.
— Кто это мы? — спросил он раздраженно.
— Синьорина Валентина, — ответил я, становясь в сторонку. Валентина подошла и сделала легкий поклон. — Синьорина из отдела посылок. Вы просили ее прийти.
Должно быть, Дзангарини обо всем забыл. Он посмотрел на Валентину, казалось, что-то припомнил и, стараясь придать мягкость своему голосу, сказал:
— Мне очень неприятно, синьорина, но у нас ничего нет для вас.
— Как же так? В пятницу вы говорили, что вам нужна именно такая девушка.
— Была нужна… Но теперь уже не нужна; мы ее нашли.
— Но позвольте, — вспылил я, — разве так поступают?.. Сначала пригласили, а потом заявляете, что нашли другую.
— А что я могу поделать? — воскликнул Дзангарини.
Я уже готов был нагрубить ему, когда неожиданно раздался громкий крик:
— Вот он!.. Вот он!.. Это как раз то, что нам нужно!
Это кричал режиссер. Он стоял теперь передо мной со сверкающими глазами, тыча мне в грудь указательным пальцем.
— Но кто — он? — спросил я растерянно.
— Вы негодяй, — заорал режиссер, — вы соблазнитель женщин, вы бандит, сводник… Ну, разве не так?
— Как вы смеете так говорить, — ответил я, чувствуя себя оскорбленным. — Я государственный служащий… Меня зовут Ренато Париджини.
— Нет, вы негодяй, тот самый негодяй, который нам нужен… Вы, с вашим лицом, именно то, что я искал… Вы негодяй!..
Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы в дело не вмешался Дзангарини. Он объяснил мне, что они как раз подыскивали для небольшой характерной роли человека с лицом негодяя, что мое лицо вполне им подходит и что, если мне угодно, проба может быть сделана тут же. |