Изменить размер шрифта - +
Я не сумел.

Лени быстро повернулась к Томми и перевела ему всё, что сказал отец. Она был в отчаянии. Граф сдержанно кашлянул, а затем мягко, но недовольно сказал по-английски:

– Простите, это действительно очень частный вопрос. Молодой человек… – Он вопросительно посмотрел на Лени.

Девушка повернулась к нему и почти плача сказала:

– Он эксперт.

Профессор Гульельмо снял пенсне, скосил голову набок и спросил:

– Хорошо знает античность?

– Нет! – вскричала Лени. Её молодой голос смело и вызывающе разбил тишину комнаты. – Нет, он хорошо знает жизнь!

Она внезапно повернулась к Томми и горячо заговорила:

– О, Томми, Томми! Сделай что-нибудь! Сделай так, чтоб статуя ожила. Вдохни в неё жизнь ради меня, как ты сделал в Колизее, когда оживил тот древний люд, Томми… Томми схватил её за плечи и сказал:

– Всё понял. Выше нос, малыш! Картина ясная. – Он оглянулся на группу мужчин.

– Все ли присутствующие здесь джентльмены понимают по-английски?

Мужчины наклонили головы. Дзанни ответил:

– Естественно. Как все образованные люди.

– Отлично,- сказал Томми. – Если вы чего-нибудь не поймёте, Лени растолкует. Она уже усекла мой жаргон. – Он ухмыльнулся в сторону Дзанни. – Образованию есть предел. Лени, передай этим господам, чтобы сохраняли спокойствие. Мне нужно всего пять минут, осмотрю этого малого. Может, я сумею помочь.

Он шагнул вперед и медленно подошёл к статуе, а четверо мужчин и девушка наблюдали за ним. Томми встал перед огромной глыбой – руки в карманах, голова склонена набок – и медленно заговорил сам с собой:

– Римский парень, эй! Ну и отколошматили тебя! Хо, если снять тебе баки – вылитый Паолино, когда тот сидит в раздевалке после боя с Максом Шмелингом. Ну и взбучка! А какие оловянные уши у тебя, дружок! Ты, видимо, стоял, как пень, а? Ну и работка, ну и работка!

Он начал медленно обходить статую, тщательно осматривая ее. Пальцы его ощупали все три раны с правой стороны, затем он быстро перешел па левую сторону, разглядел левую руку, присвистнул и сказал: "О-о, боковой удар!" Томми вспрыгнул на пьедестал, откуда рассмотрел и ощупал следы ударов на лице. Он снова спрыгнул на пол, встал в боксерскую стойку, посмотрел на бойца, сменил стойку и быстро обошёл его. Один раз он обратился к графу Альберини:

– Эти вмятины настоящие? Не случайные? Века под землей… Может, небрежно обращались?

– Мы не считаем, что она веками лежала под землей,- с легкой усмешкой ответил граф,- но все эти порезы и ссадины сделаны только скульптором.

– Замечательно. Это я и хотел знать. Он сделал еще один круг, попятился и в легком полупоклоне произнес:

– Спасибо, старина. Не ты первый, не ты последний, кому так расквасили уши.

Томми повернулся лицом к группе, уголком рта бросив Лени что-то вроде: "Мошенники!", а затем с артистической беззаботностью, восхитившей его самого, сказал:

– Джентльмены, что вам угодно знать об этом парне?

Первым за соломинку ухватился старый профессор Лишауэр.

– Што? Разве у вас есть што-нибудь сказать нам?

В его голосе слышалось такое отчаяние, что Томми стало стыдно за свою красивую позу, и он осёкся.

– И даже много, – мрачно ответил он – Во-первых, этот тип был левшой.

– Кем? – вежливо осведомился профессор Гульельмо.

– Левшой. Он бил левой, понимаете? Спорю, бойцы дрались с ним без особого восторга. Никто не любит драться с левшой.

Граф Альберини заинтересовался.

– Да? – спросил он. – А как вы это установили?

– Гляньте, – сказал Томми, – этого нельзя не заметить.

Быстрый переход