‹Выбирайте свой любимый цвет! Синий или белый!› Белые и синие ленты на рукавах торговцев: ‹За кого болеете? На кого ставите?›

– О, и маленькие глиняные фигурки богов, – выдохнула Лени, – на счастье.

– Конечно. И статуэтки любимых гладиаторов – их можно носить как сувенир или даже приколоть к тунике. Вот у нас, когда едут на состязания, спортивные парни прикалывают к курткам маленьких бульдогов или мулов.

– А девушки продают гирлянды цветов. Их бросят к ногам победителей,- сказала Лени.

– Вот они стоят, в темных волосах яркие цветы, в руках букеты…

Томми обнял Лени за плечи и указал на огромный пол арены.

– А ведь это надо было подготовить, так? Убрать такую махину к выступлениям! Вот тебе и обслуживающий персонал – рабы, конечно. Они размечают площадки боя, ставят подставки, готовят ящики с песком, чтобы засыпать кровь. Присутствуют и должностные лица, судьи, рефери, церемониймейстеры с жутко напыщенным видом, точно наши чинуши в твёрдых котелках. Чиновники всюду одинаковы. И вот толпа рассасывается по своим местам. Люди ходят из ложи в ложу, смеются, заключают пари. С галерки раздается оглушительный свист – на сцене появляются гладиаторы, проверяют подставки и смотрят, где солнце. При жеребьёвке кому-то повезет, и он встанет к нему спиной. Человек, наверно, свистит с тех пор, как появился на свет.

– А можешь ты себе представить, что делается внизу? Борцы разминаются, надевают бандажи, выслушивают последние советы, подпрыгивают, приседают, чтобы разогреться. Это делает каждый боксёр с тех пор, как существует бокс. Они бьют в воздух, пыхтят, свистят, а внизу, в подземной тюрьме, пленники стоят на коленях и тихо молятся. И вдруг среди шума толпы и криков продавцов из глубины раздаётся нетерпеливый рёв зверей, как у нас в цирке, когда внезапно наступает затишье и слышно, как рычат львы за сценой.

– О, Томми, Томми! – Лени была заворожена.- Это древнее место живёт благодаря тебе.

Глаза её сияли, она встала, откинув голову.

– Так это и было. Всё было так, и люди были. Да, да!

Внезапно она оборвала себя и воскликнула:

– Томми! – И снова: – Томми!

Томми испугался. Она так странно смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Что случилось, родная?

Девушка прижала руки к вискам и заговорила по-немецки:

– Ach, lieber Herr! Es ist nicht möglich, aber doch, doch…*

– Хорошая моя, что случилось?

Лени подбежала к нему.

– Томми, ты должен сейчас же пойти со мной. Сейчас же! Еще не поздно. Ты пойдёшь со мной. У меня… как это вы называете? Что-то внутри меня, во мне…

Томми держал её за руки.

– Предчувствие, да, милая?

– Да, да, Томми! Так это называется? Что-то внутри меня, подсказывает мне, что делать.

– Ты хочешь мне сказать об этом? Лени покачала головой.

– Н-нет. Ещё нет. Но ты ведь пойдёшь…

Она взяла его за руку, и они вместе перебежали арену, снова напугав кошек. Пьетро был так поражен их видом, что замолк в середине арии тореадора.

– Тридцать, Виа Палесто, и побыстрее,- распорядилась Лени.

Они вскарабкались в экипаж, и Джиневра с грохотом помчала их по булыжнику, а затем по ровному асфальту, считая этот аллюр галопом по смутным воспоминаниям. Лени сказала:

– Я пока не хочу тебе говорить, Томми.