– Где они сейчас? – Рахманов овладел собой и говорил уже спокойно, расхаживая по палатке, но Соколов отметил про себя то внутреннее напряжение, с которым разговаривал чеченец.

– Везут их в Грозный в обыкновенной «газели», несколько ментов охраны и гражданские. Оттуда полетят в Москву. Они на блокпосту маршрутный лист показывали. Кстати заночуют недалеко от нас, в Катын-Юрте.

Рахманов молча мерил шагами палатку, он уже забыл о присутствии Соколова. Шанс завладеть кладом Шамиля кружил голову, но профессиональная осторожность не позволяла ему кинуться с головой в эту авантюру. Возможно, это засада, а если нет? Эта тыловая крыса сидит и преспокойно разглядывает ноутбук, стоявший рядом с кроватью. Он ведет себя весьма уверенно. Хорошо бы его пощупать, но на это нет времени.

Наконец Рахманов остановился посреди палатки, это означало, что он принял решение.

– Останешься здесь, пока мои люди не проверят твои слова, – хмуро обратился он к Соколову.

– Нет, так мы не договаривались! На черта тебе этот хлам? – начал возмущаться тот, но осекся, когда Рахманов бросил на него грозный взгляд.

– Я с тобой вообще никак не договаривался. Если правду сказал – отпущу, нет, сам понимаешь, – и Рахманов быстро вышел из палатки. Соколов остался внутри. Он закурил, анализируя весь разговор. Пока вроде бы проколов не было. Сейчас все будет зависеть от ребят на месте, как они организуют его прикрытие.

Разведчик, посланный Рахмановым в село, вернулся поздно вечером. Слова Соколова подтвердились. «Газель» стояла у здания местной администрации, приезжие находились там. Местные рассказывали, что несколько наспех упакованных ящиков занесли в здание, а любопытные мальчишки успели сунуть нос в один их них и обнаружили какие-то очень старинные вещи и книги. Милиционеры их сразу отогнали. Одна женщина заметила, как один русский нес в руках длинный изогнутый предмет, завернутый в материю. Один конец тряпки отогнулся, и блеснула позолота ножен сабли. В селе разместилось около двадцати омоновцев, куда-то направлявшихся дальше.

Рахманов тяжело дышал, теребя бороду. В его руках могут оказаться Коран Шамиля, оружие и другие вещи, священные для каждого правоверного чеченца. Риск огромен, придется задействовать все силы, но в случае успеха перед ним открываются такие перспективы, о которых не мог и мечтать простой полевой командир. Рахманов заставил себя успокоиться, еще раз все обдумал и пошел к себе, приказав привести к нему русского.

Через несколько минут в палатку втолкнули Соколова. Он, морщась, потирал запястья затекших рук: все это время его продержали в яме, связав за спиной руки.

– Извини за негостеприимство, – улыбнулся Рахманов, наливая чай в кружки. – Аллах воздаст тебе за неудобства, причиненные здесь. Завтра на рассвете я наведаюсь в Катын-Юрт. Ты пойдешь со мной.

– Еще чего! – фыркнул Соколов. – Мне это сто лет не надо, а наши потом меня к стенке поставят. Не пойду, – категорически заявил он.

– Не пойдешь – значит обманул! Умирать ты долго будешь, мучительно. Мои люди знают свое дело. Если пойдешь, и все пройдет нормально, у тебя будет столько денег, что хватит твоим правнукам на сытную жизнь и еще останется. Решай, капитан, – голос Рахманова звучал спокойно, даже бесстрастно, так судья зачитывает приговор. Он не оставлял выбора. Соколов вздохнул, понурив голову. Несколько минут помолчав, он поднял лицо, на котором отразилась вся внутренняя борьба, затем утвердительно кивнул головой.

– Хорошо, я согласен, – уныло сказал Соколов.

Рахманов сделал вывод, что в поединке трусости с жадностью, обычно побеждает последняя.

Лапин был в приподнятом настроении весь день. Его работа не оказалась напрасной.