Он даже не пожелал оказать девушке помощь, когда она в ней действительно нуждалась: ее светло-голубая косынка улетела в море и пропала навсегда, хотя именно он находился ближе всех к Карин и мог бы поймать косынку, если бы только протянул руку. Но Кент Уиллоугби так и продолжал стоять, как статуя, засунув одну руку в карман брюк, а другой сжимая чубук своей знаменитой трубки, окружив себя клубами ароматного дыма.

Он даже не счел нужным извиниться, когда после неудачной попытки схватить косынку на лету Карин провожала ее тоскливым взглядом. Она была последним подарком ее отца, сделанным им за несколько месяцев до смерти.

Карин сошла на берег в Кейптауне одна, потому что миссис Мейкпис слегла из-за очередного приступа мигрени и не могла ее сопровождать, а молодые люди, постоянный эскорт девушки, уже покинули судно, поскольку она собиралась остаться с хозяйкой. В последнюю минуту вдова вдруг решила, что лучше ей полежать в каюте в одиночестве, и попросила свою компаньонку оказать ей услугу. Встретив Карин на почте, мистер Уиллоугби поздороваться даже не дал себе труда.

Она отправляла по просьбе миссис Мейкпис бандероль в Англию, а он телеграмму. Обе эти операции производились у одной стойки, и, хотя он поднял голову от бланка телеграммы и взглянул на Карин, его длинные густые ресницы даже не дрогнули в знак того, что он узнает ее.

Покинув почту, Карин отправилась на прогулку по лежащему в ослепительных лучах солнца незнакомому городу и вскоре заблудилась. На корабле ее, как и всех, предупреждали, чтобы она не уклонялась от центральной улицы Кейптауна и торгового центра, но, видимо, она не туда свернула и потеряла дорогу в лабиринте узких улочек.

Она не испугалась, потому что все еще находилась в районе нового порта и, хотя в нем, несомненно, были закоулки, куда совершенно не стоило попадать, внешний вид торговых рядов производил невероятно красочное и спокойное зрелище. Один за другим вдоль узкой улочки толпились магазинчики, торгующие сувенирами и разными пустячками, столь милыми тщеславному женскому сердцу. Здесь же располагались отели и рестораны, окруженные красивыми двориками с разбитыми в них изумительными цветниками. Вместе с ярко-синим безоблачным небом, на котором сияло великолепное светило, заливая ослепительными лучами белоснежные здания, все сливалось в волшебную незабываемую картину.

Карин остановилась, раздумывая, не взять ли ей такси, когда во второй раз с тех пор, как они познакомились, — хотя их знакомство протекало не так, как хотелось бы девушке, — она услышала рядом с собой резкий голос Кента Уиллоугби, обращавшегося к ней.

— Неужели вы не нашли ничего лучше, чем торчать в незнакомом месте и привлекать к себе внимание? — язвительно и сурово спросил он. — Но если это действительно было вашей целью, то вы пошли правильным путем!

Карин обернулась и воззрилась на Кента широко распахнутыми удивленными глазами, которые казались голубыми от легких голубоватых теней, положенных на веки, и яркого бирюзового костюма из хлопка. Длинные, темные, позолоченные на кончиках ресницы девушки смущенно дрогнули. Из-под широких полей шляпы из белой соломки спадали на плечи шелковистые рыжие кудри. Взгляды прохожих с удовольствием останавливались на изящно очерченном девичьем лице с нежным румянцем.

Но взгляд Кента Уиллоугби излучал не удовольствие, а леденящий душу укор, и невольно Карин стала запинаться.

— Р-разве я делаю что-то невероятно неприличное? Мне не приходило в голову, что я могу стать причиной задержки уличного дви…

— Никого и ничего вы не задерживаете! Просто у вас такой вид, что в любой момент к вам могут пристать — во всяком случае, могли, пока я не присоединился к вам!

Карин испуганно огляделась и густо покраснела, заметив пристальные взгляды черных жадных глаз, прикованных к ней. Возможно, по контрасту с ярким солнечным светом внутренность лавочек за дверными проемами казалась зловеще-черной, и белоснежные зубы местных жителей, сверкающие в широких сластолюбивых ухмылках, приобретали тревожащую многозначительность, когда их темнокожие обладатели сливались с этими черными пятнами.