«Нет, — подумал шериф уже при выходе из залы, — тогда-то все было совсем иначе. Моей вины в том позорном поражении не было. Изменница фортуна стала тогда на сторону Робина. Огромная масса недовольных крестьян по первому свисту этого браконьера поднялась на осаду городских стен. А теперь Робин уже далеко не тот шустрый малый, который своей заговоренной стрелой сбивал муху на лету».

Вспомнив, как изменился Робин за эти десять лет, шериф ощутил даже некоторое удовольствие, забыв о том, что и сам он, бывший когда-то далеко не последним воином, теперь утратил былую верность движений и, уж тем паче, отвагу.

Но все это не могло ускользнуть от Таумента, который пристальным взглядом оценивал своего давнего подопечного.

«Ведь Реджинальд очень неглуп и абсолютно бесчестен, — холодно размышлял Таумент, снова вспомнив о фазаньем крыле. — А эти качества, счастливо сочетаясь в одном человеке, могут повести его ох как высоко и, однако же, Реджинальд никогда не сможет охотиться на королевских оленей. Все, на что он способен, — это убивать фазанов и рябчиков в своем ноттингемском лесу».

В этот момент в залу вбежал запыхавшийся вестовой от Северных ворот. Шериф резко обернулся, почувствовав неладное.

— Через стену пробрались люди. Один караульный убит, один ранен. Сколько людей — неизвестно, судя по всему, не меньше десятка.

Реджинальд мгновенно помрачнел. Самые дрянные его предчувствия, судя по всему, начинали оправдываться. Но моментально овладев собой, он скомандовал:

— К Северным воротам сейчас же привести из города пятьдесят лучников и не меньше двадцати конных. Труби за Коррнеллом. Сейчас же!

Вестовой тут же скрылся. Шериф почувствовал на затылке знакомый давящий взгляд. Обернувшись, он увидел Таумента, лицо которого было искажено не то яростью, не то тревогой.

В эту ночь король Джон долго не мог уснуть. Его давняя привычка спать пару часиков после плотного обеда сыграла с ним злую шутку. Джон страдал. Страдал из-за того, что ни дел, ни забот в это послеполуночное время у него, собственно, и не было. Услышанные накануне слова и даже целые предложения вертелись у него в голове, и отогнать их не было никакой возможности. Король вставал, резко отбрасывая толстое одеяло, набитое гагажьим пухом. Таким же резким движением он пытался убить назойливого комара, пренебрегающего какими бы то ни было иерархическими устоями, одевал легкие соломенные сандалии и подбегал к небольшому полукруглому окну своей опочивальни. Густой аромат замковых лип неприятно бодрил его, а мелкий неразборчивый дождик еще более усиливал возбуждение царственной особы.

«Вот Ричард, он был настоящим щеголем, королем из королей. Как ни верти, но это надо признать. И судьба у него сложилась не в пример моей: настоящий коронованный рыцарь. Да и окружение у него было совсем другое, не то что эти недомерки. Абсолютно не понимают, как управлять моей Англией. Закрыть окно или нет? Если закрою, может быть, этот дурацкий запах не так сильно будет ударять в нос. Но с другой стороны — будет душно… А я одеяло уберу к чертовой матери. Да, абсолютно не умеют управлять. Кругом одни идиоты, и только я… — он вдруг понял, что стоит перед высоким шерифским зеркалом в раме из темного резного дуба, — и только я… О, черт, завтра опять буду вялый».

Джон медленно вернулся в постель. «Эх, если бы это дельце с Торстведтом выгорело, если бы он не был таким идиотом». Джон размышлял, смотря в открытое окно и накрываясь одеялом. «Проголодавшаяся казна могла бы хоть немножко подкрепиться».

Резкий стук деревянной ставни испугал короля. Ночной ветерок захлопнул окно спальни. Раздраженно чертыхнувшись, Джон отбросил на пол ни в чем не повинное одеяло.

Впрочем, все эти ночные кошмары длились не более получаса.