|
Нет, такой необыкновенной вещицы никто в жизни не видывал! Это была щеточка искусственных ресниц, приклеенная к веку правого Машкиного глаза. Второй такой щеточки у Машки, к сожалению, не было, поэтому спереди ее мордочка выглядела довольно смешно: один круглый черный глаз торчал, как у всех мышей, а другой будто прятался под густым опахалом. Однако когда мышка Машка поворачивалась к зрителям правым профилем, она становилась просто неотразимой. Крыса Беатриса даже зажмурилась, представив себе эту роскошь над своим безбровым, безресничным черным глазом — ох, ох, приятельницы крысы все коготки себе от зависти изгрызли бы!
— Ждем ваших впечатлений, — повторил Мудрый Мыш. Мышка Машка кивнула, скрестила на груди лапки и скромно потупилась. Теперь ресницы, как веер, прикрыли ее правую щеку, и когда она захотела вновь глянуть в зал, веко оказалось не в силах поднять такую тяжесть, и мышке Машке пришлось открывать правый глаз лапкой. — Итак, мои впечатления… — задумчиво начала она. — Скажу честно, впечатления мои… просто невозможно выразить!… Ах! — Она прищелкнула язычком. — Впечатлений так много, что я не нахожу слов… не знаю, с чего и начать… — Коли не знаешь, так чего ж лезешь выступать? — хмыкнула Беатриса. Мышки просто обомлели от ее грубости. Председатель Клуба совсем уж было собрался попросить грубиянку выйти вон, но как выгонишь, если она — хозяйка норы? Поэтому он промолчал, а щеточка ресниц над правым глазом мышки Машки задрожала от обиды, как крыло раненой птицы. Наконец, после продолжительного неловкого молчания, нарушаемого лишь хрустом разгрызаемых Беатрисой горошин, мышка Машка взяла себя в руки, выпрямилась и грациозным жестом вновь подняла опустившуюся щеточку ресниц. — Что ж, буду рассказывать по порядку, — кротким голоском, в котором еще слышались нотки обиды, проговорила она. — Мои впечатления начались поздним утром. В то памятное утро я и не предполагала, что меня ждет трудное и опасное путешествие. Я даже не успела еще сгрызть свою утреннюю шкварку, почистить шубку, помыть лапки, ничего не успела: все случилось так нелепо и так неожиданно, что у меня не хватает слов… то есть хватает, — спохватилась Машка, с опаской покосившись на крысу. — Началось это, когда я преспокойно дремала в гостиной за сервантом. И вдруг на меня со страшным ревом надвинулась огромная щетинистая пасть. Я и пискнуть не успела, как уже вниз головой неслась по длинному, узкому туннелю. Меня засосал ураганный ветер, который, сколько я знаю, участники дальних плаваний именуют не меньше, чем девятибалльным… Не помню, сколько времени продолжался этот мой ужасный полет — может, минуту, а может, целую неделю, однако в конце концов меня швырнуло на что-то твердое и я лишилась чувств. Когда очнулась, рев уже прекратился, вокруг царила жуткая звенящая тишина. Я поднялась, ощупала себя — все ли косточки целы, помассировала затекшие лапки и огляделась. Передо мной расстилались просторы неисследованной, таинственной страны Пылесосии, говоря по-научному, белое пятно на нашей мышиной карте… С дрожью в сердце подумала я, что до сих пор сюда не ступала еще ни одна мышиная нога, а если и ступала, то ее владелица не возвращалась обратно и ни с кем не делилась своими впечатлениями. При мысли об этом меня охватила торжественная дрожь и одновременно неутолимая и непреоборимая жажда приключений… — Врушка-хвальбушка! — громко перебила ее крыса. Присутствующие с возмущением повернулись к нахалке спинами, а она знай себе грызет горох, даже слюна брызжет. — Я, — всхлипнула мышка Машка, — я не могу делиться своими впечатлениями, когда меня так бесцеремонно перебивают… И из-под длинных искусственных ресниц выкатилась настоящая маленькая слезинка. |
