Бейли повторил еще раз, очень мягко, не желая отвлекать внимания от Амадейро:

— Спросите его, мистер Председатель. Он, кажется, растерялся.

— В чем дело, доктор Амадейро? — спросил Председатель. — Вы знали что-нибудь о роботе как о предполагаемом муже этой солярианки?

Амадейро запнулся, снова попытался что-то сказать. Его лицо слегка покраснело. Наконец он выдавил из себя:

— Я поражен этим бессмысленным обвинением. Я ничего не знал об этом.

— Могу я кратко пояснить, мистер Председатель? — спросил Бейли.

Неужели ему заткнут рот?

— Это самое лучшее, — угрюмо сказал Председатель. — Если у вас есть объяснение, я хотел бы услышать его.

— Мистер Председатель, — начал Бейли, — вчера днем у меня был разговор с доктором Амадейро. Поскольку он намеревался задержать меня до начала грозы, он говорил более пространно, чем предполагалось сначала, и, видимо, более неосторожно. Говоря о Глэдии, он случайно упомянул робота Джандера, как ее мужа. Меня интересует, откуда он узнал об этом факте?

— Это правда, доктор Амадейро? — спросил Председатель.

Амадейро все еще стоял и выглядел, как подозреваемый перед судьей.

— Правда это или нет, это не относится к делу.

— Может быть, и не относится, но меня поражает ваша реакция на поставленный вопрос. Мне кажется, в нем есть смысл, который вы и мистер Бейли понимаете, а я не понимаю. Я тоже хочу его понять. Знали вы или не знали об этих противоестественных отношениях между Джандером и солярианкой?

Амадейро сказал дрожащим голосом:

— Откуда мне знать?

— Это не ответ, — сказал Председатель, — это попытка уйти от ответа. Сделали вы замечание, которое вам приписывают, или нет?

— Прежде чем он ответит, — сказал Бейли, — с моей стороны было бы честнее напомнить ему, что Жискар, робот, присутствовавший при нашей встрече, может, если его попросить, повторить весь разговор дословно, сохраняя интонации обоих собеседников. Короче говоря, разговор записан.

Бейли чувствовал теперь большую уверенность, когда увидел, что понятия Председателя о морали оказались чувствительно задеты.

Амадейро не выдержал и взорвался:

— Мистер Председатель, этот робот спроектирован, создан и запрограммирован доктором Фастольфом, который называет себя лучшим на свете роботехником и является моим противником. Как я могу доверять записи такого робота?

— Возможно, вы прослушаете запись, мистер Председатель, и сами вынесете решение? — спросил Бейли.

— Возможно, — сказал Председатель. — Доктор Амадейро, я здесь не для того, чтобы решали за меня. Но пока оставим это. Безотносительно к записи робота, утверждаете ли вы, что ничего не знали о том, что солярианка считала робота своим мужем, и никогда не упоминала о нем, как о муже? Не забудьте, пожалуйста, что, хотя роботов здесь нет, вся наша беседа записывается на моем аппарате.

Он похлопал по маленькому прибору в нагрудном кармане:

— Итак, доктор Амадейро, да или нет?

Амадейро в отчаянии сказал:

— Мистер Председатель, я, честно говоря, не помню, что говорил в случайной беседе. Если я и упомянул это слово — с чем никак не могу согласиться — оно, видимо, было результатом другого случайного разговора, в котором кто-то упомянул о Глэдии и ее влюбленности в робота как в мужа.

— А с кем вы вели этот другой случайный разговор? Кто вам сказал об этом?

— Не могу сказать. Не помню.

— Мистер Председатель, — сказал Бейли, — если доктор Амадейро будет добр перечислить всех, кто мог бы сказать ему об этом, мы могли бы допросить каждого и выяснить, кто сделал такое замечание.