— Глэдия, я хотел бы остаться с вами вдвоем, даже без роботов. Жискар, выйдите к Дэниелу. Вы можете остаться на страже и там.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Жискар, приведенный в сознание звуком своего имени.

Глэдии это, по-видимому, показалось забавным:

— Какие вы, земляне, странные. Я знаю, что на Земле есть роботы, но вы, похоже, не умеете управлять ими. Вы выкрикиваете приказы, словно роботы глухие.

Она повернулась к Бурграфу и тихо сказала:

— Бурграф, никто из вас не войдет в комнату, пока я не позову. Не мешайте нам ни под каким предлогом.

— Слушаю, мэм, — сказал Бурграф.

Он оглядел стол, проверяя, не упустил ли чего-нибудь, и вышел из комнаты.

Бейли, в свою очередь, посмеялся, но про себя. Голос Глэдии был тихим, но тон такой резкий, как у сержанта, обращающегося к новобранцу. Но чему, собственно, он удивляется? Давно известно, что слабости другого легче увидеть, чем свои.

— Ну вот, Илайдж, мы и одни, даже роботы ушли.

— Вы не боитесь остаться наедине со мной? — спросил Бейли.

Она медленно покачала головой

— Чего мне бояться? Жест, налганный возглас, — и роботы тут же появятся. Ни один космонит не боится другого. Это не Земля. А почему вы спросили?

— Потому что боятся не только физического действия. Я ни в коем случае не допустил бы какого-либо насилия или дурного обращения по отношению к вам. Но вы не боитесь моих вопросов и того, что может открыться? Помните, что здесь не Солярия. Там я симпатизировал вам и намеревался доказать вашу невиновность.

— А теперь вы мне не симпатизируете?

— На сей раз убит не муж, и вас не обвиняют в убийстве. Уничтожен всего лишь робот, и, насколько я знаю, вас ни в чем не подозревают. Так что моя проблема — доктор Фастольф. И для меня чрезвычайно важно — о причинах нет нужды сейчас говорить — доказать его невиновность. Если дело обернется так, что пострадаете вы, я не смогу этому помочь. Я не сойду со своего пути ради вас. Я говорю вам это открыто.

Она подняла голову и надменно посмотрела на него:

— С какой стати я пострадаю от чего бы то ни было?

— Может быть, без вмешательства доктора Фастольфа мы как раз и обнаружим это, — холодно сказал Бейли.

Он ткнул в сандвич маленькой вилочкой — взять его рукой означало, что все остальные окажутся для Глэдии непригодными — переложил на свою тарелку, затем сунул в рот и запил чаем. Она тоже ела сандвич за сандвичем и пила чай, и оба постепенно остывали от овладевшего ими раздражения.

— Глэдия, — сказал он, — мне нужно точно знать о ваших взаимоотношениях с доктором Фастольфом. Вы живете почти рядом, у вас даже роботы практически общие. Он явно заботится о вас. Он не старается доказать собственную невиновность, разве что утверждает, что не виновен, а вас сразу же кинулся защищать, как только я усилил допрос.

Она слабо улыбнулась:

— Что вы подозреваете, Илайдж?

— Не уклоняйтесь. Я не хочу подозревать, я хочу знать.

— Доктор Фастольф говорил вам о Фании? Вы не спрашивали его, жена она ему или только сотрудница? Спрашивали, есть ли у него дети?

Бейли почувствовал себя неловко.

Он должен был спросить. В смежных квартирах перенаселенной Земли дорожили уединением именно потому, что ему все угрожало. На Земле практически невозможно не знать обо всем, что касается семейных дел соседей, поэтому никто ни о чем не спрашивает и делает вид, что не знает. Этакий общепринятый обман.