|
Сквозь узкое оконце, прорезанное в верхней части стены, расположенной против двери, начал просачиваться неясный свет. Следовательно, должно было уже быть около четырех часов утра, ибо в июне, на широте Филадельфии, первые солнечные лучи озаряют горизонт именно в это время. Между тем, когда дядюшка Прудент заставил прозвонить свои часы с репетицией, — великолепный механизм, выпущенный часовым заводом его коллеги, — звон маленького колокольчика показал, что было всего лишь три четверти третьего, хотя часы ни разу не останавливались. — Странно! — проговорил Фил Эванс. — Без четверти три бывает еще темно. — Не иначе, как мои часы отстали... — заметил дядюшка Прудент. — Как, часы, изготовленные «Уолтон Уотч компани»?! — вскричал Фил Эванс. Но так или иначе, а это был рассвет. Мало-помалу из глубокой тьмы, царившей в помещении, белым пятном проступило маленькое оконце. Тем не менее, если заря взошла раньше, чем положено на сороковой параллели, на которой стоит Филадельфия, то она разгоралась не так быстро, как это бывает в низких широтах. Это новое необъяснимое явление вызвало новое удивленное замечание дядюшки Прудента. — Хорошо бы добраться до окошка, — заметил Фил Эванс, — и попробовать определить, где мы находимся. — Что ж, попытаемся! И, обратившись к Фриколлину, дядюшка Прудент воскликнул: — А ну-ка, Фри, вставай! Негр поднялся. — Обопрись-ка спиной об эту стену, а вы, Фил Эванс, взберитесь на плечи этого молодца, я же буду следить за тем, чтобы он вас не уронил. — Отлично! — ответил Фил Эванс. Мгновение спустя, став коленями на плечи Фриколлина. Фил Эванс мог уже заглянуть в окно. В него было вставлено не выпуклое стекло, какие бывают в иллюминаторах корабля, а простое оконное стекло. Хотя и не особенно толстое, оно все же мешало Филу Эвансу рассмотреть местность, ибо поле зрения его и так уже было сильно ограничено размерами оконца. — Что вы мешкаете? Разбейте стекло! — закричал дядюшка Прудент. — Вам будет виднее. Фил Эванс изо всех сил ударил рукояткой своего ножа по стеклу, которое издало серебряный звон, но не разбилось. Второй, еще более сильный удар, — и тот же результат! — Ах, вот оно что! — вскричал Фил Эванс. — Небьющееся стекло! И действительно, стекло это было, видимо, закалено по способу изобретателя Сименса, так как, несмотря на энергичные удары, оставалось целым и невредимым. Однако снаружи теперь уже было достаточно светло, и взору открывалось окружающее пространство, по крайней мере в пределах поля зрения, очерченного рамой окна. — Что вам видно? — спросил дядюшка Прудент. — Ничего! — Как? Вы не видите леса? — Нет! — Даже вершин деревьев? — Их тоже не видать! — Значит, мы больше не находимся посреди поляны? — Не вижу ни поляны, ни парка! — Различаете ли вы по крайней мере крыши домов или верхушки монументов? — воскликнул дядюшка Прудент, разочарование и ярость которого все усиливались. — Ни крыш, ни монументов. — Как! Ни мачты с флагом, ни церковной колокольни, ни фабричной трубы? — Ничего, кроме воздушного пространства. В это мгновение дверь отворилась. На пороге показался какой-то человек. |
