— Зато я не ношу парик, как Холли, — парировала я. — По крайней мере, у меня свои волосы. Почему ты не уезжаешь к ней туда? Ты живешь со мной, просто чтобы не ездить на работу в такси.

— Так оно приблизительно и есть, — ледяным тоном подтвердил он.

— Лично я согласна с тем, что о тебе напечатали в Буффало, — прошипела я. — Они совершенно правы: ты — парень из провинции, только и всего. Так что сделай одолжение, выкатывайся отсюда.

Что на самом деле так расстроило Гарри, — и я бы отнеслась к нему с большим сочувствием, если бы не предменструальная истерика, как он совершенно правильно заметил, но кто в таких вещах признается? — это ругательная рецензия на его картину “Здравствуй, завтра!”, которую напечатала газета в Буффало. В других периодических изданиях по всем Штатам она удостоилась одобрительных отзывов, хотя и не имела особого коммерческого успеха. А вот в Буффало, родном городе Гарри, — ничего подобного. Там в статье, озаглавленной “Местный парень дал маху”, фильм обругали за сентиментальность, тенденциозность, неудачный подбор исполнителей, плохую актерскую игру и любительскую операторскую работу. На жалкие эффекты больно смотреть, а содержание просто неприличное. Гарри Красснер потерял сюжет. В Буффало все разочарованы. Сам он, может быть, видит себя местным парнем, добившимся успеха, но в родном городе рады, что избавились от него, — большое ему спасибо. Автор статьи даже откопал его школьную учительницу, которая засвидетельствовала, что Гарри был нахальным ребенком, держался о себе высокого мнения, из-за чего никогда не успевал вовремя сдать домашнюю работу. Ну, и так далее и тому подобное. Так пишут о человеке, когда хотят его всерьез уесть, тут чувствовалось что-то личное. Я спросила у Гарри. Да, он знает автора. Это некая Айрин Дегасто. Училась с ним в одном классе.

— Ты выдрался из Буффало, а Айрин осталась, — сказала я. — Понятно, что она злится. Может, ты не пошел с нею на выпускной бал, или как там у вас называется вечеринка по случаю окончания неполной средней школы.

— Ты вообще-то на чьей стороне? — возмутился Гарри, и с этого началась наша перебранка. Конечно, я была на его стороне. Но женщины всегда делают ошибку, принимаются объяснять неприятности, утешать и успокаивать, думая, что так они смягчат боль удара, тогда как надо просто-напросто присоединиться к мужскому негодованию, подпевать и поддакивать.

Это был наш первый скандал, и он нас обоих так вымотал, что мы притащились домой, и неожиданно нам так хорошо было в постели, что это уже больше походило на любовь, чем на страсть. По-моему, даже Гарри был изумлен. И как всегда, когда я уже хотела только одного — спать, позвонила Фелисити. У нее такой дар. Как всем женщинам в любом возрасте, ей хотелось поговорить о своем новом романе — не важно, есть ли желающие слушать, — немедленно, во что бы то ни стало, прямо сейчас, не откладывая до моего приезда. У меня уже был куплен билет. Я улетала в субботу. А сегодня четверг. Все это я ей объяснила.

— А до той поры, если ты не собираешься за него замуж, — сказала я, — и не начала ссужать ему деньги и если тебя не смущает положение подружки игрока, я думаю, ничего непоправимого с тобой не успеет случиться.

— Он уже попросил меня стать его женой, — ответила она. — Я пока медлю с ответом. Не хочу слишком быстро соглашаться.

Я встревожилась, но показывать это было бы неразумно.

— Играющая подружка — это одно, а жена игрока — совсем другое. Тощища. И совершенно не в твоем духе, Фелисити.

— Ты и понятия не имеешь, что в моем духе, а что не в моем, — отозвалась она.