Это показалось мне хорошей мыслью, поэтому я поддержал его мнение. Вскоре люди потянулись прочь, и Пенни взяла Сайхана за руку:

— Я покажу, где казармы.

Уверен, старый ветеран смог бы найти казармы и без её помощи, но я ничего не сказал. Марк и Дориан направились к лестнице. Они бросали на меня взгляды, по которым я понял, что они планировали устроить мне допрос, когда я вернусь в свои покои. Я встал, и пошёл следом за ними, но меня остановил отец:

— Мне нужно поговорить с тобой минутку, сын, — сказал он.

Я сказал Дориану, что скоро буду, и повернулся, уделяя ему всё своё внимание. Я практически не сомневался, о чём он хотел поговорить. Мысленно я приготовился — моим самым худшим страхом всегда было разочаровать его. Он задумчиво посмотрел на меня, но ничего не сказал. У него был талант — говорить без слов. После длительного молчания он наконец заговорил:

— Ну?

— Что — ну? — ответил я. Я снова почувствовал себя бунтарским подростком, что было странно, поскольку у меня вообще-то не было бунтарской стадии. Я подумал, что если бы был бунтарским подростком, то ощущение, вероятно, было бы именно таким.

— Что мне сказать твоей матери? — спросил он.

— А почему она вообще не здесь?

— Потому что ты не потрудился остановиться по пути, и сказать ей, что вернулся. Тебе повезло, что я был здесь, иначе я всё ещё думал бы, что ты по-прежнему в столице, — с упрёком произнёс он.

— Прости, я не думал. У меня в последнее время было многое на уме. Я зайду утром, и повидаю её, — сказал я. Он уже заставил меня извиняться. Никогда не понимал, как это у него получается.

— Что происходит между тобой и Пенни?

— Я на самом деле сам это не понимаю, Пап. Она солгала мне про эти узы… — выдал я ему немного контекста. Я не думаю, что он вообще когда-либо прежде в точности понимал, чем являлись Анас'Меридум. Я также рассказал ему о голосах, и о каменной леди. Довольно скоро я стал спотыкаться в словах. Мне трудно было говорить о своих эмоциях. Они все казались такими мелочными, когда я облекал их для него в слова.

Я не мог рассказать ему о её видении. Поэтому мне также пришлось умолчать о причине моего желания порвать узы. Избегая этого всего, я в итоге по большей части говорил о своём опыте с голосами, или с началом безумия, как считали все остальные.

Он слушал молча, пока у меня не кончились слова, а потом он подождал ещё немного. Я начал уже гадать, кажет ли он вообще что-нибудь, когда он наконец заговорил:

— Я не буду тебе говорить, что делать с девушкой. В этом тебе придётся разобраться самому, хотя я уверен, что твоя мать много чего скажет по этому поводу, — тихо засмеялся он. — А вот насчёт голосов… на что они похожи?

Я описал их ему, как мог. По большей части они были ощущениями, без слов, почти продолжением моих чувств, кроме каменной леди. Её голос был таким же ясным, как голос моего отца. Я рассказал ему о её появлении во время церемонии связывания.

— Я мало знаю о волшебниках или магии, но я знаю кое-что про землю, — сказал он, подняв свои грубые, покрытые мозолями руки. — Я большую часть жизни работал с железом. Большинство людей думают, что оно твёрдое и непреклонное, и так и есть… если обращаться с ним как с чем-то, чему можно придать форму по прихоти. Железо требует терпения и силы воли. Нужно планировать и думать… оно не отдаст себя для ковки одной чистой силой. Каким бы сильным ты ни был.