Татьяна Соломатина. Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37Роддом. Сериал – 3
Кадр двадцать седьмой
«А кто мы теперь?»
После формального стука в кабинет легко протиснулся Родин – новый заведующий отделением патологии. – Госпитализацию к себе подпишете, Татьяна Георгиевна? Мальцева оторвалась от вечной писанины и помахала рукой, мол, давайте сюда свою бумажку. Родин положил перед ней обменную карту. – Разумеется, Сергей Станиславович. Показания к обсервации? – Все семейные родзалы физиологии заняты. Хотя я мог бы сказать «кольпит». Татьяна Георгиевна пристально глянула на жизнерадостного рыжего заведующего, на чьём лице было такое забавное выражение, что она не могла не рассмеяться. – Ох, слава богу! – выдохнул Родин. – Я уж полагал, что вы будете меня отчитывать, грозить пальчиком и всё такое. – Нас всех давным-давно пора высечь за хроническое персистирующее нарушение санитарно-эпидемиологического режима. Нарушаемого, заметьте, в исключительно одностороннем порядке. Захоти я положить женщину с цветущим, не мифическим кольпитом в физиологическое родильное отделение, заведующий покажет мне большую фигу – и будет прав. – Нет вообще в природе никаких кольпитов! А семейные родзалы – это сильно отдельная песня, нарушающая здравый смысл! Заведующая обсервацией удивлённо подняла брови. – В конкретном случае, я имею в виду, – кивнул Родин на лежащую перед Мальцевой бумагу. – Нет никаких кольпитов? – риторически-ехидно вопросила Татьяна Георгиевна, пробегая глазами обменную карту, на которой уже поставила свою размашистую подпись. – Расскажите это той даме, у которой влагалище разъехалось до сводов под головкой пло… Какой тут, к чертям, может быть семейный родзал?! – оборвалась она на полуслове и несколько ошарашено уставилась на коллегу. – Клиент всегда прав, – равнодушно пожал Сергей Станиславович плечами. – Я бы на вашем месте… – Именно это я и делал на своём месте. Уговаривал все десять лунных месяцев. Точнее – дольше. С самого начала процедуры. – И?.. – И, видимо, не всех больных война убила. Оба заведующих снова молча поиграли в гляделки. – Я её сегодня госпитализирую – и уже ночью придумаю срочные показания к кесареву сечению. Сниму кардиотокограмму у прикроватной тумбочки, выслушаю стетоскопом сердцебиение пеленального столика и… – И откажите им! – Не могу. Я, Татьяна Георгиевна, это начал, мне это и… Я же немножечко репродуктолог. – Не скромничайте. Насчёт «немножечко». Я уже детально ознакомилась с вашим анамнезом. Рабочим, – поспешно добавила Мальцева. – Ах, Татьяна Георгиевна! – рассмеялся Родин. – Хочешь не хочешь, нас насильно ознакомляют с анамнезами друг друга. Анамнезами, состоящими в основном из слухов, собранных добрыми самаритянами. – Ладно. Госпитализацию я вам подписала – вам и… – И не говорите, что вы не останетесь тут, чтобы проконтролировать, как я под покровом ночи творю добро во вверенном вам отделении. – В вашей профессиональной компетенции, Сергей Станиславович, я нисколько не сомневаюсь. Иначе бы Семён Ильич не выторговал бы вас к нам. Или – посреди прочих слухов – вам уже успели доложить, что я – диктатор, не вылезающий с работы по причине полного отсутствия личной жизни? – О, вот уж на что не жаловались сборщики и разносчики слухов – так это на отсутствие у вас личной жизни! – обезоруживающе улыбнулся обаятельный рыжий толстяк. |
