Молодой человек откинул простыню и наклонился к самому лицу погибшей.

– Она умерла.

– Да, я знаю, – подтвердил Ахметзянов. – Послушайте, у меня тут костюмчик есть спортивный… Не хотите ли воспользоваться?

На секунду ему показалось, что белый как привидение человек готов поцеловать покойную в самые губы, но тот лишь коснулся их носом, в котором, как вспомнил патологоанатом, не было ни волосины единой.

– Костюмчик? – рассеянно переспросил он.

– А что, здесь не так уж и жарко! От катастрофы не померли, а от пневмонии загнетесь!

– Пожалуй.

– Ну вот и чудно!

Ахметзянов вытащил из личного шкафчика вешалку с вещью и бросил ее молодому человеку. Он ловко поймал и через мгновение натянул костюмчик, который оказался сильно короток и сидел на нем как на переростке.

– Благодарю.

«Нет, – еще раз задумался Ахметзянов, – никак не похож он на человека, который побывал в катастрофе и которого признал мертвым даже Никифор Боткин».

Молодой человек сделал несколько шагов навстречу патологоанатому и протянул руку, далеко торчавшую из рукава.

– Студент Михайлов, – представился.

– Патологоанатом Ахметзянов, – медик пожал тонкую, но крепкую кисть. – Рустем Ренатович.

– А вот имени своего я не помню, – расстроился студент.

– Бывает после катастрофы.

– Собственно говоря… – молодой человек виновато улыбнулся. – Собственно говоря, память я потерял до катастрофы.

– Вот как? – заинтересовался Ахметзянов. – И при каких же обстоятельствах?

– В том то и дело, что обстоятельств я тоже не помню.

– Совсем ничего?

– Совсем. – Студент задумался. – Ах да, мы с Розой когда студенческий билет нашли, там была написана фамилия моя и инициалы: «А.А.».

– Сан Саныч?

– Вполне вероятно, – пожал, плечами студент Михайлов.

– Балет любите? – неожиданно спросил патологоанатом.

– Что?

– Нет, ничего… Я буду называть вас господин А.

– Господин А.? – Студент приблизился к носилкам, на которых лежали останки помощника машиниста. Понюхал воздух и отошел к окну, за которым поздний вечер замаскировал истинное время года. – Может быть, просто Михайлов? Студент Михайлов?

– Воля ваша.

– Хотя, если вам удобно, можете и господином А. называть.

– Нет! – воскликнул Ахметзянов. – Это как вам удобно!

Неожиданно студент Михаилов замер посреди прозекторской, выпрямил и так прямую спину, установил руки перед грудью и вдруг сделал три фуэте кряду. Да так он произвел эти фигуры, что у Ахметзянова от совершенства дух захватило.

Он подскочил к студенту, коротко хватанул его за плечи, потом отпрыгнул и заговорил быстро быстро:

– Вы вспомнили! Вы – балерун! – Патологоанатом задыхался. – Вы – истинный балерун! Такая чистота! Уж я то в этом понимаю! Кому, как не мне, понимать! Да я всю жизнь!..

– Да нет же, – слегка запротестовал студент Михайлов.

– А я говорю – да!!! Вы – гений! Большой театр?

– Нет нет! Я просто на журнал посмотрел. Вон там, на подоконнике.

Ахметзянов обернулся и отыскал взглядом журнал «Российский балет». Он был раскрыт на снимке покойного Нуриева. Фотограф щелкнул камерой в тот момент, когда Рудольф крутил фуэте.

– Я посмотрел на эту фотографию, – продолжал оправдываться студент Михайлов. – От нее что то такое исходит…

Ахметзянов обиделся, так как счел, что молодой человек издевается над ним, вытащил из коробки папиросу «Герцеговина Флор», закурил и уселся на подоконник.