Бердан стоял и плакал.
Чукча ткнулся всем лицом ему в плечо.
– Не хочу в ад, – прошептал эскимос. – Не хочу в смолу!
– Я буду скучать по тебе, дед! – признался Ягердышка. – Ты тоже вспоминай меня. Пожалуйста!.. – Из его глаз брызнуло морем.
– Ы ы ы ы… А правда, Иисус был?
– Правда. Он и сейчас есть. Это Бог наш, Бердан. Он видит нас… Ты молись ему, и простит Он…
Ягердышка оторвался от старика и пошагал к нартам.
– Эй! – крикнул старик. – Подожди, однако!
Он смешно побежал за Ягердышкой, отрывая ноги от земли лишь на сантиметр. Зашаркал.
– Подожди! – Догнал. – Куда спешишь? – Подышал. – На ка вот… – И вытащил изо рта кусок смолы. – Пожуй на дорожку…
Сухими пальцами он засунул жвачку в чукчин рот, еле сдержал слезный порыв, развернулся и пошел обратно. Ягердышке показалось, что старик постарел, отдав черный кусочек, как будто от сердца отщипнул. Чукча стоял с приоткрытым ртом и ронял крупные слезы.
Бердан шел к стойбищу сгорбленный, еле волоча ноги. На секунду он остановился и, не оборачиваясь, перекрестился слева направо, затем скрылся за ледяным торосом. А Ягердышка вернулся к нартам и заскользил под веселый лай собак к неведомому берегу под названием Америка.
Весь первый час своего путешествия он думал о Бердане и о том, что привязался к нему, как к родному, на второй же час задумался об Укле.
Прощались они скромно, особенно чувств не растрачивая, просто посидели друг напротив друга, потом Ягердышка полежал на жене немножечко и в ознаменование пуска сгущенной любви поцеловал ее в глаз, почувствовав на языке соль.
А что, бабам полагается плакать!
Уже на выходе из чума Укля вручила чукче ружье и мешочек с патронами, зевнула и отправилась спать…
Он бежал за нартами и бубнил себе под нос, что вот устроится в Америке и перевезет Уклю на богатую жизнь к богатым эскимосам. Будет чум с душем и ванной, в которой Укля станет мыться, как тогда, в первый день их знакомства, под айсбергом. А еще Ягердышка подумал о залежах Spearmint, которые он будет частями высылать посылкой старику Бердану… А потом, потом… А потом он выпишет самого Бердана на постоянное место жительства в Америку. Ведь старик знал первооткрывателя этой чудесной страны, самого Ивана Иваныча…
Ягердышке предстояло пробежать сначала километров сто пятьдесят по суше, а затем перебраться через пролив, там то и есть Америка. В том, что коварный старик на сей раз не обманул, чукча был уверен, а потому нарты скользили бодро, хоть собаки уже и не тявкали – слегка притомились от полной прыти, потому Ягердышка притормозил вожака и пошел следом пешком.
Куда торопиться, решил он. Америка не олень, в тундру не убежит! Сделаю три ночевки. Посплю на воле три луны, а уж потом… Что будет делать Ягердышка в Америке, он сам толком не знал. Все его знание о чудесной стране сводилось к неограниченным запасам Spearmint и богатым поселениям эскимосов.
А где гарантия, что американские эскимосы примут его, бедного чукчу, к себе и поделятся Spearmint?.. Гарантий не было, что несколько умерило пыл Ягердышки.
Бог даст, все хорошо будет!
Ягердышка перекрестился, глядя на заходящее солнце, остановил собак и принялся готовиться на ночлег.
Часа полтора ушло на то, чтобы ножовкой нарезать ледяных кирпичей и выстроить иглу, в которой предстояло спать ему и медвежонку. Днем хоть и было еще тепло, но ночь замораживалась уже градусов до двадцати, а в иглу всегда плюс. Затем Ягердышка отвязал всех собак, достал из мешка несколько сухих валежин, чайник, кружочек сухого спирта, связку сухой рыбы и шмат строганины.
Рыбу разбросал собакам, а все остальное втащил в иглу, где развел костерчик и вскипятил снежку для чая. |