По дороге генерал думал об Арококо. Чем то эта грязная, вонючая личность влекла его воображение, особенно язык вспоминался…
Боткина генерал нашел в больничном садике, сидящим на скамеечке в обществе Катерины.
На сей раз Никифор выглядел действительно молодцом. Голова поросла густым рыжим ежиком, скрывшим шрамы. Да и румянец, хоть и слабый, на щеки взошел.
Мужчины поздоровались как старые знакомцы, причем Никифор профессионально осмотрел аппарат Илизарова и руку, в него ввинченную, и выразил свое врачебное мнение, что необходимо сделать рентген да и снимать «всякие винтики шпунтики к чертовой матери!».
От взгляда генерала не ускользнуло некое вздыбливание в тренировочных штанах Боткина в области паха, куда нет нет да и бросала короткие взгляды Катерина.
– Кстати. – Генерал залез во внутренний карман пиджака и вытащил из него вскрытый конверт. – Вот, поглядите, – и протянул бумаги Никифору.
– Что это?
– Поинтересуйтесь.
Доктор углубился в компьютерную распечатку своего генеалогического древа и по мере постижения ветвистого смысла сего постепенно приходил в нервический восторг.
– Я чувствовал!.. Я знал!!!
Он вскочил со скамейки и стал делать шаги взад вперед, припрыгивая.
– Так всегда бывает!.. На детях она отдыхает, а в седьмом поколении, в тридцатом, в тысячном обязательно проклюнется!!! Я – Боткин!!!
Вдруг доктор оборотился к благостной подруге своей и заорал:
– А ты, Катька, вагина ненасытная, губы распутные, у меня, у наследника гения, эту гениальность всю выпить хочешь, как кефир какой нибудь!!! Не позволю!!!
В тренировочных штанах теперь, когда Никифор бегал и подпрыгивал, отчетливо различилась эрекция. Она, столь явно выпирающая, и слова, брошенные Боткиным медсестре, возвели на физиономию генерала краски стыдливости.
– Я, пожалуй, пойду! – объявил Иван Семенович, ощущая, как влажнеют подмышки.
– Нет нет! – вскричал Никифор. – Ни в коем случае! Богом молю, – оборотил он свою рыжую физиономию к Бойко. – Дьяволом заклинаю! Арестуйте Катьку, она талант у меня крадет! Посланница подземелья она! Девка!!!
Иван Семенович был совершенно сконфужен. Он понял, что Никифор еще не в себе, а потому сказал: «Хорошо хорошо», – отозвал Катерину в сторону, а Боткину велел сесть на скамейку. Тот безропотно подчинился и, сидя, ухмылялся, уверенный, что «вагину» арестуют и отвезут в Бутырки.
– Он не ненормальный! – сразу же сообщила медсестра. – Он всегда так ревностно к семени своему относился. Считает, что расход семенного фонда пропорционален расходу мозгового вешества. После каждого соития у него случается истерика! Киша перестает быть уверенным в своей гениальности!.. Особенно сейчас… – Личико Кати порозовело вместе с ушками. – У него после черепной травмы непроходимый коитус…
– Что? – переспросил генерал.
– Эрекция постоянная… – Щечки девицы загорелись помидорчиками. – Что то там срослось по другому, и мозг посылает информацию… в тазовую область… В общем, сами видите!..
Иван Семенович все прекрасно видел, вспоминая каждодневный прием виагры, и испытывал некоторую зависть к такому неслыханному природному явлению. Но и сочувствовал Никифору, представляя, что и у него в штанах тоже этакая невидаль. Круглосуточно!!!
– Здесь все просто! – сказал генерал громко, чтобы и Никифор слышал. – Как в армии! Очень бром поможет, только дозу удвойте… И с компотиком его, все и наладится!..
На минуту Боткин оцепенел, будто гипнозу поддавшийся, затем хлопнул себя по лбу, тихо произнес: «Эврика!» – и побежал к корпусу.
А генерал с Катериной сидели на лавочке и наслаждались садиком, в котором скоро должна была проявиться весна. |