— А знаменитого режиссера?

— Я.

И снова в гостиной с желтыми бревенчатыми стенами повисло молчание, в котором слышалось только слабенькое потрескивание угольков да тяжелое, отрывистое дыхание Кораблинова и протяжные вздохи Палаха.

— Как вы думаете, получится сценарий?

— Он уже получился, Сергей Стратонович, — с нотками благоговения перед большим художником ответил Ряжский, обеими руками приглаживая свои длинные белокурые волосы и поправляя очки в золотой оправе.

«То есть?» — взглядом спросил Кораблинов, порывисто вскинув свою большую седую голову. Значение вопросительного взгляда драматург понял.

— Он уже создан вами. Все, что остается сделать мне, — это добросовестно застенографировать то, что я об этом слышал от вас раньше и за три часа нашей беседы сегодня.

Кораблинов тяжело поднялся и из груды бумаг в секретере извлек набросок сценария. Подавая его драматургу, он наказал:

— Сократите эпизод, где старый актер буйствует в своем кабинете после того, как ему чуть не влепил пощечину его любимый ученик. Только обязательно оставьте монолог Алеко из «Цыган». С остальным обращайтесь как вам заблагорассудится. И вот еще, чтобы не забыть… — Взлохмаченные брови Кораблинова сошлись у переносицы. — Всю путаную философию насчет украденной войной и разрухой юности выбросьте. Нытье!.. Поближе познакомьтесь с Каретниковой, я уже говорил ей о вас, покажите ей черновой вариант сценария и работайте вместе. Каретникова во многом вам поможет. Она не только талантливая актриса, но и умная женщина. Прошу вас учесть и другое — Сценарий мы должны закончить через месяц. Мне уже нужно торопиться. Я боюсь не рассчитать силы и время.

— Я вас понимаю. Что касается меня, я буду над сценарием сидеть день и ночь. Некоторые эпизоды я уже вижу, как наяву.

В первом часу ночи Кораблинов проводил Ряжского до самой платформы. Остаться ночевать тот наотрез отказался — дома будут волноваться.

Освещая фонариком черную асфальтированную дорожку, Кораблинов бросал через плечо:

— В этих местах я уже тридцать с лишним лет. Знаю здесь каждый закоулочек. Много дум и планов пронеслось и проползло над этими дорожками. Когда-то они были незаасфальтированными. А сейчас у нас хороший председатель поссовета. Генерал в отставке, ветеран четырех войн, весь в орденах… Дошел аж до облисполкома, а своего добился — весной здесь все у нас заасфальтировали. Хорошо, когда у власти стоят авторитетные люди. И народ подчиняется, и наверху относятся с почтением. — Увидав поблескивающую лужицу на асфальте, Кораблинов остановился. — А вот здесь дорожники схалтурили, уложили асфальт прямо в выбоину. За ними только гляди да гляди. План. Гони!.. А то не будет премиальных. А вот у нас, у киноактеров, нет премиальных. Хоть из кожи вылезь, хоть заставь зарыдать зрительный зал — ставка, и больше ни рубля.

В желтом освещении дорожных фонарей Ряжский видел, как с черного непромокаемого плаща Кораблинова струйками стекала вода.

— Ну вот и дошли. До электрички осталось пять минут. Я уж дожидаться не буду. Пойду назад.

Они простились. Ряжский сбивчиво благодарил старого режиссера за то, что тот доверил ему такое ответственное и огромное дело, которому он отдаст всего себя, это будет его первой серьезной работой в кинематографе.

— Ну что ж, я рад, если материал вас зажег. Без огонька даже дороги нельзя асфальтировать. Будут выбоины, а потом лужи.

Когда Кораблинов вернулся с платформы и, стараясь не разбудить Серафиму Ивановну, снял мокрый плащ и прошел в гостиную, был уже час ночи. Палах встретил его как старого и единственного друга.

Дождавшись, когда Кораблинов усядется в кресле перед камином, он лег и положил свою голову на ноги хозяина.