Неумытого мужика, который с приятелями вышел с утречка на промысел, но нарвался на форс-мажорные обстоятельства. Показалась голова, а следом за ней вознеслись и руки, с обрезом, в правой из них.
— Встал, — скомандовал я, — и двинулся вперед. У машины оружие положил на землю и отошел в сторону. Потом выйдет второй…
Так и случилось.
Под какими-то, чуть ли не изумленными, взглядами бойцов, залегших в цепи, первый разбойник проделал всю процедуру, от начала и до конца.
Следом пошли остальные. Последним поднялся мужик с карабином.
При виде такого совершенного оружия, у многих потекли слюни изо рта. На черном рынке такая игрушка стоила, должно быть, немалых денег, и позволить ее могли себе только весьма состоятельные люди.
Мужичку жалко было расставаться со своей драгоценностью, по нему было видно, как он страдает, — но когда на тебя уставилось сорок стволов, выбирать особенно не приходится.
Когда банда полностью собралась, я сказал:
— Теперь домой, бегом. Даю вам три минуты. Три минуты никто в вас стрелять не станет. Потом, — как кому повезет… Считаю до трех и включаю секундомер.
И опять начал отсчет.
На счет «три» бедолаги рванули с места и припустились по тропинке, уводящей в строну леса.
Только тот, кто потерял больше остальных, оглянулся напоследок, зло ощерился и крикнул:
— Далеко, лохи, не уедете… У Малиновки базука, там вам кранты и будут!
Отомстил таким образом, — и припустился за остальными.
Получился небольшой праздник. Бурное, переходящее в смех и шутки веселье.
Народ, отряхивая колени, поднялся из цепи и принялся обниматься друг с другом, как после забитого гола на футбольном матче. Толкали друг друга, ржали, кто-то пустился в присядку, — улыбки не сходили с широких лиц будущих миллионеров.
Я смотрел на них, при свете выходящего из-за дальних верхушек леса солнца, и поражался: как такие разные на вид люди, могли оказаться вместе.
А они были разные.
Каждый, примерно отличался от другого, как мы — с Герой.
Все они были такие разные… Но все-таки были вместе.
Младшему было лет пятнадцать, не больше, старшему, — боюсь, что за восемьдесят. За поредевшей седой бородой точный возраст было определить трудно. Возраст остальных равномерно распределялся между тем первым, и этим — последним.
А одеты… Полное отсутствие единой положенной формы. Только Птица, да еще человек пять были похожи на служивых, остальные, — нарядились, кто во что горазд. Если этот коллектив, по их одежке, распределить по группам, получились бы неплохие сценки, из разряда тех, в одной из которых вчера нам с Герой пришлось участвовать.
Сценка, — колхозник на полевых работах, — самая многочисленная. Штаны, каких не жалко, рубашка с пиджаком, каких не жалко, обувка, которую одел еще разок, да и выкинул.
Сценка, — сельский интеллигент. Это те, которые были в полных костюмах. Поношенных, разумеется, — но двое представителей этой сценки были при галстуках. Один был даже в тройке, — под расстегнутом пиджаком у него виднелась жилетка. Все они, эти деревенские интеллигенты были полные, как один, — наверное, счетоводы или бухгалтеры.
Сценка, — авантюрист с пиратствующими наклонностями. Это те, которые были в шляпах, в плащах и в кирзовых сапогах. Они должно быть, не понимали, как забавно выглядят со стороны, просто подготовились к небольшому путешествию, и понимали, что сверху может пойти дождь, а ночевать возможно придется в полевых условиях.
Я поражался, — у каждого было: необщее выражение лица.
Воистину, не встречается в мире двух одинаковых людей… За исключением, естественно, негров и китайцев. |