Ты — пожалел меня. Дал мне работу. Хотя это не работа… Я хочу домой.
Было какое-то усилие, чтобы вспомнить, кто с ним говорит. И — зачем.
Сын.
Какая-то невероятная фантастика, сродни религиозному чуду. Потому что такого не бывает. Не должно быть в этом мире. Не может быть. Потому что этого никогда не может быть.
Чтобы был — сын. Продолжение тебя…
Гвидонов, не поверил.
— Не знаю, получится ли насчет лягушек, которые мы обещали… — начал он.
— При чем здесь лягушки, — сказала Мэри. — Я уезжаю домой. При первой возможности. Рожать, — буду дома… Я хочу воспитывать ребенка одна.
— Рожать? — переспросил Гвидонов.
Он никак не мог понять, о чем она. О чем — говорит.
— Как знаешь, — сказала Мэри и повесила трубку.
6.
Последний лягушатник, как ни в чем не бывало, сидел рядом с профессором.
Они прослушали отдаленную канонаду от начала до конца, и теперь пребывали в некоторой робости. Так что откровенно обрадовались, когда увидели выходящего к ним Гвидонова, да еще и с бойцами.
Никуда не прогулялись, — а уже шесть трупов.
Третий дернулся было пристрелить последнего лягушатника, — но без команды не решился, посмотрел все-таки вопросительно на Гвидонова. Тот отрицательно покачал головой.
— Извини, — сказал Гвидонов, — мы тебя свяжем. На всякий случай.
Тот пребывал в полном недоумении.
Так же, как и профессор.
— Что у вас произошло? — спросил он. — Где остальные?
— Остальные погибли, — сказал Гвидонов.
— Как это погибли? — не понял профессор.
— Самым обыкновенным образом, — ответил ему Гвидонов.
Некая пелена выветрилась из головы, прошло действие яда, дурманящие растительные испарения сошли на нет…
Что-то снилось. Такой был страшный и непонятный сон. Со стрельбой, взрывами гранат и монстрами, взиравшими на него из-за деревьев. У которых огромные глаза, кровавые пасти, и по три ряда белых начищенный зубов. Только что это он видел сам, — кому угодно под какой угодно присягой мог подтвердить, что так оно и было. И не могло быть иначе. Потому что так оно и бывает.
Но сон прошел. И стал отдаляться. Навсегда.
Что-то уже забылось. Картинки его стали смутны и неотчетливы… Уже не вспомнить, сколько было чудовищ, и были ли они. Началась ли стрельба, гибли ли люди, — на самом ли деле все это было.
Гвидонов тряхнул головой. Он не хотел вспоминать этот сон.
— Дай телефон, — сказал он Петьке.
Тот протянул ему аппарат.
Гвидонов набрал номер. Мэри включилась сразу.
— Тебе скучно, — сказал Гвидонов. — Я понимаю… Ты мне наговорила столько гадостей от скуки.
— Я тебе не нужна, — грустно сказала Мэри.
— Хорошо, — сказал Гвидонов, — нам нужно поговорить… Ты мне нужна. Но нам нужно поговорить. Я — работаю. Ты понимаешь?.. Я так устроен.
— Да, — сказала она.
— Я скоро приеду. И мы поговорим, — сказал Гвидонов. — Хорошо?
— Хорошо, — ровно сказала она…
Этот грех он с души снял, это неправильное действие, эту ошибку.
— Всем оставаться на месте, — сказал он. — Я пойду один… Сейчас, — четырнадцать тридцать шесть. Если до восемнадцати часов не вернусь или не выйду на связь, отступайте к лагерю…
Он поймал себя на том, что сказал это непонятное слово «отступайте», которое не имело к окружающей действительности никакого отношения. |