– Это антисоветская пропаганда, – угрюмо процедил молодой человек.

– Помилуй, если у твоей мамы и твоего папы не хватает денег до получки и они об этом рассказали милому интеллигентному человеку, проводящему социологическое исследование уровня жизни населения, то кто пропагандист-антисоветчик?

– Вы моих родителей не трогайте! – Парень дернулся, но сильная рука удержала его на месте.

– Что ты, дружок! Интеллигентный человек дал им сто рублей – вроде как из средств социологического фонда, и от себя подарил приятную мелочь: баночку меда, килограмм масла, палку сервелата и что-то еще… Стоило большого труда убедить их принять подарки. Мама сказала, что это их очень поддержит. И такая поддержка будет оказываться регулярно. Раз в два-три месяца симпатичный молодой человек или милая девушка привезут посылочку от сына. Сын служит в ракетных войсках, живет на полигоне и рад любому случаю, чтобы порадовать родителей. Помочь им. Мы не бросаем на произвол судьбы своих людей! Мы не отправляем военнопленных прямиком на каторгу. Это у вас эшелоны из Германии шли до Магадана!.. И это у вас при малейшем подозрении тебе сломают карьеру. И личную жизнь.

Дождь прекратился, как будто закончилась целая дождливая эпоха. На скамье рядом с собой молодой человек увидел вырезанное ножом бранное слово. Оно показалось ему сейчас чище, чем он сам. Русское слово. Советское. Родное.

– Я предлагаю тебе интересную, умную и перспективную работу, – прозвучал рядом полушепот Вульфа. – Поддержку. Серьезные деньги. И целый мир в придачу. Ведь Варечка не хочет ехать в тайгу или тундру! Она утонченная девушка, ей нужны выставки, концерты, магазины, одним словом, комфортная и обеспеченная жизнь! Без моей поддержки ты не сможешь ей эту жизнь обеспечить…

– Я просто уйду, – сказал молодой человек, отодвигаясь от него. – Я не собираюсь никуда заявлять. И вы уйдете. Мы просто разойдемся… А деньги я и так отдам… Я достану…

Последние слова он произнес без убежденности. Да и первые тоже.

– Нет, – жестко оборвал его Вульф. – С этой минуты мы или работаем, или… Дорогой мой, да я ведь и сам могу на тебя заявить. Или кто-то другой. Некондиционные боеприпасы не подлежат хранению, их уничтожают. Ты это знаешь.

– Знаю, – сказал объект вербовки и распрямил спину – впервые за эти минуты.

Они молчали, глядя каждый в свою сторону.

– Дайте мне сигарету.

– Не дам, – сказал Вульф. – Я не для того приезжал сюда с другого конца света, чтобы вредить здоровью спортивного молодого человека. Это непедагогично.

Молодой человек сгорбился, воткнув руки как можно глубже в карманы куртки. Американец обращался с ним как с дрессированной обезьяной. Хуже – как с подопытной крысой.

И объект вербовки это с горечью понимал. Но сопротивляться не было сил, он был сломлен и раздавлен. Уйти с этого зловещего школьного двора, избавиться от общества страшного иностранца, очутиться наедине с собой, хорошенько все обдумать и найти оправдание себе, какие-то смягчающие вину обстоятельства – больше он ничего не хотел. Только бы его поскорее отпустили отсюда…

– Курить и переживать будешь дома, в общаге, – немного смягчив тон, добавил Вульф. – Можешь даже коньячку опрокинуть или виски, очень рекомендую. Вот, кстати…

Он расстегнул свою сумку с надписью «NY Travel» и достал бутылку с черной этикеткой.

– «Джонни Уокер», причем не рядовой… Тот с красным лейблом, а этот выдержанный – семь лет.