– Конечно скажу, Иван Семенович. Обязательно. Даже не сомневайтесь. Только…

Евсеев осекся, но это насторожило собеседника.

– Что «только»? Что?!

Черты лица бывшего агента разгладились еще больше, чем при воспоминании о прелестях Ниночки Архиповой, и глаза зажглись ярче, как будто со старой лампочки вытерли пыль.

– Зачем это вам? Вы прожили насыщенную жизнь, достигли почтенного возраста, самое время расслабиться и отдыхать, тем более что Контора о вас заботится…

Иван Семенович, подписавший тысячи донесений псевдонимом «Профессор», прижал руки к груди, как будто собрался молиться.

– Я привык, мне нужен азарт, адреналин в крови! И потом, бывший сотрудник – это одно, а действующий – совсем другое… Премии – месячные, квартальные, годовые, да и продукты всегда подкидывали. Да и в ресторан, опять же, попадешь, вот как сейчас. Разве это лишнее?

– Нет, конечно, – кивнул Евсеев. – Я обязательно передам все начальнику отдела. До свидания.

– До скорого свидания, – с надеждой в голосе сказал Профессор.

– Ты что, пьяный?!

Спиртное в семье Евсеевых было под запретом. Не то чтобы сухой закон, но беспричинное употребление не одобрялось, как верный путь к алкоголизму, деградации и краху карьеры.

Юра помрачнел.

– Ну почему обязательно «пьяный»? Пришлось выпить немного. По работе требовалось…

– Что ж это за работа такая? – Мать уперла руки в бока. – Отец всю жизнь проработал, до подполковника дослужился, а никто от него пьянки не требовал! Разве что когда награды, звания да праздники! А если в будний день с работы пьяным приходить, то что тогда получится? Ты же на ногах не стоишь!

– Мама, ну перестань! Мне ж не шестнадцать лет, в конце концов!

– Да уж помню, как ты в шестнадцать начинал!

Клавдия Ивановна в сердцах махнула рукой и ушла на кухню. Но ее сменила тяжелая артиллерия: из глубины квартиры с уверенностью крупнокалиберной самоходки выдвинулся голый по пояс Петр Данилович в домашних трениках. Оценив обстановку, отец набычился и выдвинул нижнюю челюсть. С таким выражением лица он, наверное, арестовывал карателей. И когда Юра в первый и последний раз напился, он тоже смотрел исподлобья, как сейчас.

– Что за шум? По какому поводу в рабочее время на грудь принимаем?

Юра бросил короткий взгляд: не слышит ли мать и, понизив голос, пояснил:

– Встречался с агентом, для разговора пришлось выпить…

– А-а-а… – Лицо отца приняло обычное выражение. – Тогда другое дело. Это причина уважительная… Мать, отбой! – зычно крикнул он, повернув голову – Полная реабилитация!

Юра уже снял туфли и нацепил тапочки, обнял отца, ощутив еще крепкое тело спортсмена, хлопнул по холке Цезаря, чтоб не крутился под ногами:

– Видишь, собак, из-за тебя страдаю! Вон мать старые грехи вспомнила…

Цезарь ощутил укоризну в голосе и, поджав хвост, побежал в кухню. Мужчины прошли в гостиную, уселись на потертый диван.

– Слышь, па, сколько я могу потратить на оперативные расходы?

Отец криво усмехнулся неведомо чему.

– А успехи хоть есть?

Юра пожал плечами.

– Не знаю. Человек вначале вообще ничего не помнил. Я заметил, что ему обстановку сменить надо, праздник почувствовать! Чтобы не по необходимости вспоминать, а от души, как по оперативной психологии…

Петр Данилович усмехнулся еще раз.

– Он выпил, расслабился и назвал фамилию… Чего ты смеешься?

– Да нет, ничего… Просто то, чему учат, это все, конечно, правильно.