Помолчав немного, господин Дома справедливости поднял руку и сказал:

– Я знаю писца Пабесу. Уведите их. Мы не казним Пааама.

И тотчас же охранники стали выталкивать грузчиков, а вместе с ними Пааама и Памеджаи. И как только они оказались на улице, за пределами Дома справедливости, так Пааам бросился к Памеджаи и стал его благодарить, а грузчики окружили их и стали угрожать, что сами найдут справедливость там, где не нашли ее господа из Дома справедливости. Уходя, они долго еще угрожали и проклинали Пааама.

– На судилище тебя спасло имя Пабесы, друг Пааам. Но кто спасет тебя в порту Икена, когда грузчики пожелают расправиться с тобой темной ночью?…

– Я подумал об этом, Памеджаи. Как ни жаль, а придется мне покинуть Икен.

– Тогда сделай это немедленно! Позови свою Бакет, собери в мешочек свои целебные травы, и мы вместе пойдем к поселению Владыки Молчания. Ты мне советовал найти себе прибежище в этом поселении. А я могу тебе сказать то же самое. Разве там мало живых, которым понадобятся твои целебные травы? И разве ты так глуп, что не сможешь помогать бальзамировщикам? Пойдем вместе, Пааам! Видно, боги так задумали. Иначе зачем бы ты сидел у колодца вместе со странником, тебе неизвестным? Иначе зачем ты изменил мое лицо для спасения моей жизни?

– И не для того ли я получил от тебя изображение доброй богини, – ответил с улыбкой Пааам.

Снова бегство

В сумерках в доме Пааама все уже было готово к уходу. Бакет уложила в тростниковые корзинки весь несложный скарб. Собрала кое-какую еду, бережно сложила в мешочки целебные травы. Среди мягких трав разместила горшочки с мазями и настойками, которыми Пааам исцелял людей. И когда ночь спустилась над Икеном, Пааам, Бакет и Памеджаи сложили все в большие тростниковые корзины и приготовились к бегству. Каждый прислушивался, не идут ли крадучись злобные люди, чтобы расправиться с Пааамом. При расставании с грузчиками у Дома справедливости Пааам понял, что неизбежна еще одна встреча. Этой встречи боялись все трое. Прежде чем выйти, Бакет пошла посмотреть, что делается за калиткой ее маленького дворика, и вдруг остдновилась, зажав рукой рот, чтобы не крикнуть. Она увидела троих, которые факелом поджигали кустарник позади дома. Она поняла: они пришли, чтобы сжечь Пааама в его собственном доме. Бакет метнулась в дом и знаками дала понять, что нельзя говорить, а надо взять корзины и скорее бежать. Вместе с Пааамом и Памеджаи она бросилась к калитке. В это время уже яркое пламя охватило хижину и с треском поглощало сухую тростниковую кровлю.

Когда Пааам, Бакет и Памеджаи бежали по пустынной улочке, пожар уже стал настолько заметным, что люди, выбегая из жилищ, бросались туда с криками: «Пааам горит! Пааам горит!»

Бакет позволила себе закричать и заплакать лишь тогда, когда они вышли за ворота города и можно было бежать по пустынной дороге.

– Они подожгли наше жилище! Посмотри, Пааам, как высоко в небо поднялось пламя! Эти злодеи, должно быть, вопят от радости. Они думают, что мы горим. Пусть проклятие падет на головы этих разбойников!

– А мне все равно, – отвечал Пааам. – Наоборот, даже лучше, ведь они думают, что сожгли нас, и не пойдут за нами следом. О чем ты плачешь, Бакет? Разве ты не видишь, как добры к нам боги? Разве не боги прислали ко мне Памеджаи? Я выручил его, а он выручил меня. Ты бы послушала, как Памеджаи говорил перед его величеством в Доме справедливости! Без него ты осталась бы одна, Бакет. И, может быть, грузчики удовлетворились бы моей гибелью и не сожгли бы твой дом вместе с тобой, но меня бы не было с тобой рядом, верная Бакет. Мы рядом и не станем печалиться. Я думаю сейчас о другом.