Руслан Белов. Роковая женщина
От Геленджика Смирнов шел не спеша. После ночи, проведенной в злополучном коттедже Бориса Петровича, после игры на жизнь спешить никуда не хотелось, потому что жизнь была везде. Она, выигранная, была впереди, по сторонам и сверху, она была позади. Он шел, наслаждался ее теплом ее красками и дыханием. Он вспоминал, как мог переспать с двумя прелестными женщинами и получить пулю в лоб, но как все хитро повернулось боком. Он шел и представлял гладкие бедра Валентины, ее губки бантиком, ее милую родинку, ее доверившиеся глаза. Он видел, как они лежат рядышком, глядя в потолок на отстрелявшихся амуров, лежат после всего, лежат и думают, что делать дальше. Смирнов, продолжая шагать, мысленно обращался к ней, стоявшей, нет, лежавшей перед глазами, говорил разные слова, но они его не удовлетворяли, и ее тоже, и он начинал думать о Серафиме. С Серафимой получалось лучше. "О, я вас хочу, мужчина!" О, Господи, чем он лучше ее? Тем, что передает этот первичный позыв другими словами? "О, сударыня! Как вы так милы, как обаятельны!" – ведь фактически это то же самое. Нет, как не крути, она – лапушка, прямодушная и простая! Как она целовала его! Как стремилась получить удовлетворение, удовлетворяя. Как приклеивалась бедрами, как ласкала ими и всем другим... Такие мысли, изливаясь в природу три дня подряд, конечно же, не могли не материализоваться. И они материализовались в декорациях газпромовского пансионата, обнесенного оборонительным рубежом в виде обстоятельной металлической ограды, буквой "П" воткнувшейся в море. За оградой неторопливо паслись новенькие с иголочки еврокоттеджи. Они, вкупе с повсеместными счастливыми рощицами, райскими цветниками, задумчивыми дорожками и многообещающими беседками и павильонами, выглядели сказочными и казались только что протертыми Божьей фланелевой тряпочкой. Обходить сказку Смирнову не захотелось, тем более в гору до дороги, вившейся высоко в горах, пришлось бы тащиться не менее получаса. Морской конец ограды был капитально обвит ржавой колючей проволокой, но она его не остановила. Через три минуты, вспотевший, взлохмаченный, с поцарапанной щекой, он шел по вычищенному до песчинки пляжу, с интересом разглядывая простые лица низшего и среднего управленческих звеньев "могущественной естественной монополии (высшее до российских пансионов не опускается, это известно всем). Лица низшего и среднего звеньев были сосредоточенными, и лежало на них что-то божественно-простое. Смирнов не успел определить, что – его остановили два охранника в униформе. В руках у них играли дубинки. – Как вы сюда попали? – спросил один из них, постукивая резиной по ладони. – Как, как! Через забор перелез, – буркнул Евгений Евгеньевич, пытаясь продолжить путь. Его грубо остановили: – Пойдешь с нами, турист. Посидишь в подвале, может, научишься уважать права частной собственности. – Это вы научитесь уважать законы. Это я вам обещаю. – Какие это законы? Смирнов без натуги выдал: – Согласно указу Президента номер тринадцать тысяч пятьсот сорок два дефис бэ слэш восемь от третьего сентября двухтысячного года береговая зона шириной сто метров не подлежит отчуждению и может использоваться по назначению любым гражданином России, так же как и иностранными гражданами, законно находящимся в стране. – Засунь этот указ себе в ...! – Он давно уже там в трех экземплярах. Первый засунули на даче Ткачева, краснодарского губернатора. Охранники заржали. – Ну ладно, иди, остряк. Только осторожней – у того забора ротвейлер на цепи. И иди вон по той дорожке, а то на нашего Кравченко напорешься – он шуток с рождения не понимает. |
