Злые языки утверждают, что Фларенгаст больше всех изумился точности своего предсказания – настолько, что никогда больше не гадал по звездам. Он уединился в своем большом мрачном доме возле восточной стены и предался неким тайным занятиям, суть коих тщательно скрывал. По ночам над двумя огромными трубами, торчавшими по бокам фасада, валил желтый дым, взметались зеленоватые искры, а из глубин дома доносился какой-то скрежет, уханье и подозрительные стоны, смущавшие покой почтенных шадизарцев. Поговаривали, что чернокнижник наладился вызывать духов Нижнего Мира, таскавших ему из преисподней золото. Впрочем, до поры до времени его не трогали, ибо чародей пользовался покровительством наместника.

Вспомнив все эти россказни, человек на дорожке сада поправил притороченный за спиной прямой аквилонский меч и ухмыльнулся. Духов ли вызывал Фларенгаст или нет, но старикашка был баснословно богат, а покинул Шадизар гол и бос, в одной набедренной повязке. Это случилось после того, как сын наместника в сопровождении нескольких товарищей тайно бежал из дома и отправился в неведомые края на поиски приключений. Через год дошли слухи, что юноша сей сложил голову, сражаясь на стороне одного из вендийский князей – кажется, его затоптал слон…

Это известие уложило Субаши-Хаша в постель. Он призвал к себе звездочета и слабеющим голосом осведомился насчет блестящего будущего, предсказанного некогда его сыну.

– Величие жизни человеческой не всегда предполагает ее продолжительность, – промямлил Фларенгаст, – кроме того, блуждающие звезды…

Тогда Субаши-Хаш вспылил в последний раз в своей жизни. Он приказал в три дня изгнать чародея из города, дом его разрушить, а имя придать забвению. Справедливость на сей раз не успела взять верх: душа наместника отлетела к Митре.

Три ночи кряду стены особняка сотрясали неведомые силы, а на третье утро Фларенгаст явил народу свои старческие мослы, едва прикрытые повязкой из верблюжье шерсти, вышел через Восточные Врата и гордо удалился в пустыню. Его дальнейшая судьба неведома.

Что же касаемо повеления наместника относительно дома, то оно было исполнено лишь частично. После исхода чародея в особняк устремились городские стражники во главе с ретивыми сотниками, кои лелеяли надежду набить под шумок карманы из сокровищниц звездочета. Они принялись ломать мебель и крушить стены, но ничего интересного, кроме двух невесть чьих полуистлевших скелетов, замурованных в глубоких нишах, так и не обнаружили. Пусто было и в обширных подвалах, где во множестве гнездились летучие мыши и стояли какие-то чаны, доверху наполненные бурой вонючей массой.

Сколько ни простукивали кладку, так ничего и не обнаружили: богатства чернокнижника словно сквозь землю провалились, да может, так оно и было. Когда же рухнувшая неожиданно стена погребла под собой десятерых стражников и одного вельможу, а обвалившийся балкон чуть было не раздавил прибывшего на место действия нового шадизарского наместника, особняк был объявлен проклятым местом, обнесен глухой оградой, а подвалы его на всякий случай залиты водой.

Относительно забвения чародейского имени и вовсе вышла промашка. История Фларенгаста стала притчей во языцех, и каждый вновь прибывший в Шадизар непременно выслушивал ее в духанах, причем каждый раз с новыми подробностями. Находились отчаянные головы, которые, несмотря на зловещие слухи и строжайший запрет властей, проникали за ограду, пытаясь разыскать сокровища. Но ничего ценного в излаженном вдоль и поперек многочисленными ворами доме не сыскивалось, если, конечно, не считать обломков мебели, клочков занавесей и огромных клубков паутины, в изобилии висевших по всем углам. Правда, некоторые божились, что видели зеленоватую фигуру голого старика, бродившего с ворчанием среди запустения и грозившего длинным полупрозрачным пальцем, но мало ли что можно болтать за чаркой вина и бараньей ножкой…

Так и стояли развалины, обнесенные высокой оградой, немые и зловещие.