Оливия провела меня по всем комнатам, пока мы не добрались до кабинета — огромного, с панорамным видом на реку. Мягкая мебель, обтянутая винного цвета кожей, приглушенный свет расставленных там и сям ламп, ярко блестит полированный паркет, отличная, в рабочем состоянии, аппаратура. Уютно и аккуратно, как говорится, «все на своем месте и есть место для всего». Одно меня удивило: небольшой микшерный пульт, оставленный на полу перед стереоустановкой. А так даже шнура лишнего нигде не было видно.

— Ваш отец работал над записью? — поинтересовалась я, тыча пальцем в пульт.

Оливия с какой-то странной неприязнью покосилась на аппаратуру.

— Он всегда работал.

— Вы не знаете, что он делал в тот вечер?

Легкая морщинка проступила на лбу моей собеседницы. Она-то, конечно, знала и собиралась подробно ответить, но в последний момент передумала:

— Нет, не знаю.

Как интересно! Раз она что-то пытается утаить, именно это мне и требуется выяснить.

— Я вам не верю! — откровенно брякнула я.

Оливия пожала плечами, но от меня так легко не отделаешься. Она понимала, что скрывает важную информацию, даже если самой себе в этом не признавалась. То, чем был занят ее отец в ту роковую ночь, вероятно, имело отношение к его смерти. Наверное, с этим как-то связаны подозрения Оливии, будто ее отец был убит. Не составляло труда догадаться, какая запись могла показаться столь ценной, чтобы ради нее стоило прикончить Рассела. С учащенно бьющимся сердцем я выпалила:

— Так «пленки из отелей» — не миф?

Лицо Оливии вспыхнуло так, словно я застала ее за каким-то неприличным и незаконным делом.

— С чего вы взяли?

— Я здесь, чтобы помочь вам, и раз вы что-то скрываете, значит, это что-то очень важное или это большая тайна — или и то и другое. «Пленки из отелей» вполне подходят под такое определение.

Фанам «Перемен» прекрасно известно, что Мика жил под магнитофон. В любой момент пара случайных аккордов может превратиться в сингл, в хит, рассуждал он, а потому никогда не отключал запись. После его смерти Грэй Бенедек в одном из интервью заявил, что лучшая их музыка — и его, и Мики — осталась на этих пленках. Все заорали: подайте нам эти записи, и тогда Рассел довольно сухо сообщил, что и количество, и качество записей безбожно преувеличивают. Тем не менее что ни год вновь возникали слухи, что пленки все-таки нашлись, их, мол, готовят к публикации.

— Ваш отец работал над «пленками из отелей»?! — Сердце билось у меня в горле, понять бы еще отчего: оттого, что на моих глазах сбывалась легенда, или оттого, что и впрямь обнаружилось сокровище, ради которого можно убить человека.

Короткий кивок — словно против воли:

— Он занимался этим все время, тайком. Теперь, когда техника усовершенствовалась, он надеялся, что записи удастся очистить и они пойдут в дело.

— Сколько всего пленок?

— Вроде бы ровно дюжина, но одну Мики ухитрился потерять.

— Длинные записи?

— На два часа звучания каждая.

Двадцать два часа неизвестных хитов Мики Кроули! У меня изо рта слюна капала, а я всего лишь фан. Если б я могла завладеть этими пленками, поработать с ними, продать — я бы пошла ради них на убийство?

Не успела я толком разобраться в своих чувствах, как на нас спикировала Клэр Кроули, и тут уж было не до раздумий. Клэр начала орать с полоборота:

— Какого черта ты приперлась? Кого ты с собой притащила?

Перед таким натиском Оливия дрогнула, но быстро овладела собой и достойно ответила вопросом на вопрос: ей, мол, интересно знать, какого черта Клэр без спроса вторгается в папочкину квартиру.