— Просто царапина, — начал он… и тут у него подкосились ноги.
Куэйд успел поймать его. Затем быстро перетянул руку, пронес несколько оставшихся метров до лагеря и нашел всасывающий насос. Но эта первая помощь оказалась бесполезной.
Питерс, лежа на койке, начал дергаться и извиваться. Его глаза широко открылись, но он ничего не видел. Мышечная судорога сбросила его на пол, где Куэйд тщетно попытался спасти его.
Голова Питерса дернулась назад и гротескно повернулась. Казалось, он совершенно потерял контроль над мышцами шеи. Внезапно голова страшно вывернулась, раздался режущий ухо треск… Питерс обмяк. И умер.
Куэйд продолжал смотреть на друга со стиснутыми зубами. Он вспомнил случай в Гондурасе на Земле, с Ciotalus durissus — гремучей змеей, яд которой, судя по всему, похож по действию на яд существа, набросившегося на Питерса. Это был нейротоксин, влияющий только на мышцы шеи. Иногда бьющаяся в судорогах жертва ломает себе шею.
Уже не впервые Куэйд вспомнил безжалостность фон Цорна недобрым словом. Босс мог рискнуть десятком человек, если видел возможность снять кассовый фильм. Тем не менее, почему-то мало кто ему возражал. Что-то из старой театральной традиции «представление должно продолжаться» в странном, искаженном виде перекочевало в киноиндустрию. Лунный Голливуд смеялся над тем, что нужно уважать прошлое, — но только внешне. Подсознательная верность и гордость заставляла киношников безропотно соглашаться даже на самые безумные авантюры, потому что такие порядки укрепились еще в дни славы театра — во времена Бута, Дрю и Берримора, — а такое наследие забыть непросто.
Подумав об этом, Куэйд чуть-чуть улыбнулся, но без всякой радости. Питерс погиб на съемках фильма. Но зрители «Рокового мира» не узнают об этом, а даже если узнают, им будет все равно.
Слева донесся чей-то крик. Куэйд поднял глаза и повернулся к воротам ограждения под током. Потом распахнул их и побежал туда, откуда послышался голос Кэйтлин.
Глава V
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: плутонианская съемочная площадка рядом с лагерем Куэйда. Вечер.
Карузо был доволен собой.
Он сидел посреди дороги с ритмично пульсирующим горловым мешком. Поющая лягушка смотрела на Кэйтлин, Аргила и Бэйкера. Оказывается, существовали и другие страшные, но добродушные двуногие чудища. Первые двуногие накормили его и поговорили с ним. Возможно, эти поступят также. Да, они были очень страшными — слишком вытянутыми и светлыми, а кроме того — лысыми в странных местах — хотя это не их вина.
Карузо поклонился, сомкнул руки и сел. Благодаря какой-то причуде памяти — возможно, из-за условного рефлекса, про который говорил Куэйд, он запел. Когда меховая лягушка бодро заголосила, Кэйтлин тихонько вскрикнула.
— Там, где по небу ходят марсианские луны…
Не обратив внимания на смех девушки и хохот Аргила, Карузо продолжал до самого горького конца. Затем как можно шире открыл рот и сочувствующе засмеялся.
— Кое-кто крадет твой хлеб, — сказал Аргил Бэйкеру, который был совершенно недоволен. — Интересно, где существо услышало эту песню.
— Бог его знает, — ответила Кэйтлин.
Она встала на колени и осторожно погладила Карузо по голове. Тот принял растерянный вид, потыкался в пальцы девушки и глупо захихикал. Затем быстро начал вылизывать руку Кэйтлин подвижным языком.
— Он любит соль, — сказал Аргил. — Кажется, это свойственно всем животным, даже радиоактивным. Пойдем, Кэт. Чем быстрее мы доберемся до Куэйда…
Она быстро встала, а ее лицо помрачнело.
— Да. Надо поторопиться!
Они продолжали идти вместе с Карузо, который периодически подпрыгивал, пытаясь достать языком до руки Кэйтлин. |