Штормовой норд-ост срывал пену цвета стали с валов, и брызги, тут же превращавшиеся в лед, буквально обстреливали боевую рубку со всех сторон, разбиваясь вдребезги о ее прочное ограждение. Было ужасно холодно.

Хотя я плотно застегнул толстую байковую куртку и закутался в дождевик, охватившая меня дрожь никак не унималась; тщетно пытаясь укрыться за брезентовым навесом, я глядел в ту сторону, куда Свенсон указывал рукой, — даже несмотря на оглушительный рев ветра и яростный грохот ледышек о стены и ограждения рубки, я слышал, как у капитана стучат зубы. Впереди, меньше чем в двух милях, виднелась длинная, узкая, грязно-белая и более или менее ровная полоса — она, казалось, растянулась во всю ширь северного горизонта. Мне случалось видеть это и раньше — зрелище, в общем-то, малоинтересное, к такому глаз человека не может привыкнуть никогда, но не из-за его однообразия, а из-за того, что оно представляет собой по сути: то был самый край полярной ледяной шапки, прикрывавшей крышу мира и простиравшейся — в это время года — сплошным неоглядным ледовым полем от той точки, где мы находились, до самых берегов Аляски — на другом конце света. И нам предстояло идти под этим покровом. Идти вперед, чтобы в сотнях миль отсюда найти людей, которые гибнут, или, быть может, уже погибли. Этих людей мы будем искать вслепую, с Божьей помощью, потому что они затерялись где-то посреди великой ледяной пустыни, уходящей в необозримую бесконечность, и мы совершенно не представляли, где они сейчас находятся.

Сообщение, которое мы получили сорок девять часов назад, было последним. С тех пор — полная тишина. Радиостанция траулера «Морнинг стар» работала почти беспрерывно два дня, пытаясь обнаружить дрейфующую станцию «Зебра», но унылая северная ледяная пустыня хранила безмолвие. Ни слова, ни сигнала, ни малейшего шума — ничего не доносилось с того заброшенного края земли.

Восемнадцать часов назад русский атомный ледокол «Двина» подошел к краю барьера и начал решительно пробиваться к центру ледяной шапки, но безуспешно. Сейчас, в начале зимы, лед был не настолько тяжелым и плотным, как в марте, когда его толщина и плотность достигают максимального предела, — считалось, что «Двине» с ее мощным двигателем и прочным корпусом не составит труда пробить лед толщиной восемнадцать футов, а при более благоприятных условиях — проложить себе путь аж до самого Северного полюса. Однако из-за того, что уже в это время плотность и толщина льда оказались слишком высокими, все усилия ледокола были почти безнадежными. С трудом одолев сорок миль в сплошном ледовом поле, «Двина» остановилась перед огромной ледяной двадцатифутовой глыбой, основание которой, вероятно, находится под водой на глубине сто футов. Согласно последним сообщениям, «Двина» получила серьезные повреждения в носовой части и в настоящее время предпринимает попытки вырваться из ледового плена. Таким образом, настойчивые действия русского ледокола ни к чему не привели, кроме как к улучшению взаимоотношений между Востоком и Западом, о чем на протяжении многих лет никто и помышлять-то не мог.

Но первая неудача не остановила русских. Совместно с американцами они совершили несколько полетов над заданным районом на новейших дальних бомбардировщиках. Несмотря на сплошную облачность, ураганный ветер, снежные заряды и угрозу обледенения, самолеты, оснащенные сверхмощными радиолокационными системами обнаружения, облетели предполагаемый район бедствия вдоль и поперек раз сто. Однако ни одного сообщения о том, что им удалось что-то обнаружить, не поступило. Приводились различные доводы, объясняющие причину неудачи, постигшей, главным образом, стратегический бомбардировщик Б-52, чья бортовая РЛС, как считалось, могла обнаружить домик на контрастном фоне и при нулевой видимости даже на расстоянии десять тысяч футов. Высказывались предположения, что домиков уже нет или — РЛС не смогли их обнаружить потому, что они покрылись льдом и на фоне торосов стали невидимыми, или — самолеты вели поиск не в том месте.