Высказывались предположения, что домиков уже нет или — РЛС не смогли их обнаружить потому, что они покрылись льдом и на фоне торосов стали невидимыми, или — самолеты вели поиск не в том месте. Наиболее вероятное объяснение, однако, заключалось в том, что сигналы, посылаемые бортовыми РЛС, проходя сквозь плотную завесу из ледяных частиц, обложившую район поисков, были искажены. Но, какие бы доводы ни приводились, дрейфующая полярная станция «Зебра» хранила полное молчание, как будто там не осталось ни одной живой души, или она попросту не существовала.
— Нет смысла торчать на мостике, иначе мы совсем околеем, — не сказал, а почти крикнул капитан Свенсон, чтобы я мог его расслышать. — Если мы собираемся идти подо льдом, погружаться нужно прямо сейчас.
Встав спиной к ветру, он пристально смотрел на восток — там, в какой-нибудь четверти мили от нас, медленно раскачивался на волнах огромный траулер. «Морнинг стар», простояв два последних дня у самой кромки пакового льда, тщетно прослушивая эфир, ложился на обратный курс — он собирался возвращаться в Гулль: запасов ему хватало едва-едва.
— Дайте сигнал, — скомандовал Свенсон стоявшему рядом матросу. — Идем на погружение — под лед. Всплывать не будем, по крайней мере, дня четыре. Максимум — четырнадцать.
Повернувшись ко мне, капитан сказал:
— Если за это время мы их не найдем… Я кивнул, и он продолжал:
— И большое спасибо за беспримерное сотрудничество. Семь футов под килем и легкой волны на пути домой.
Когда сигнальщик замигал лампой, передавая сообщение, Свенсон изумился:
— Неужели они ловят рыбу в Арктике круглую зиму?
— И еще как!
— Целую зиму… Пятнадцать минут, и я почти мертв. Они просто ненормальные, эти англичане.
На «Морнинг стар» замигал ответный сигнал, и через некоторое время Свенсон спросил:
— Что они передают?
— Не стукнитесь головой об лед. Удачи — до свидания.
— Всем вниз! — приказал Свенсон.
Пока сигнальщик сворачивал брезентовый навес, я успел соскочить по трапу в крохотный отсек, оттуда через люк опустился по второму трапу внутрь прочного корпуса лодки, наконец, проскользнув через третий люк и сойдя по третьему трапу, я очутился на главной палубе «Дельфина». Следом за мной появились Свенсон и сигнальщик. Хансен спустился последним — ему пришлось задраивать за собой тяжелые водонепроницаемые люки.
Техника погружения капитана Свенсона премного разочаровала бы тех, кто насмотрелся убогих фильмов про подводные лодки. Никакой суеты в действиях экипажа, никаких напряженных взглядов, застывших над приборами управления, никаких воплей типа: «Погружаемся! Погружаемся!… Погружаемся!» и никакого воя ревунов. Свенсон просто взял микрофон с витым металлическим проводом и спокойно произнес:
— Говорит капитан. Идем под лед. Погружение. Потом он повесил микрофон и сказал:
— Триста футов.
Главный техник по электронному оборудованию не спеша проверил панель с сигнальными лампочками, показывающими, что все люки, наружные отверстия и клапаны задраены наглухо. Дисковые лампы были отключены, щелевые — ярко горели. Все так же неторопливо проверив их еще раз, он поглядел на Свенсона и сказал:
— Прямое освещение отключено, сэр.
Свенсон кивнул. В балластных цистернах резко засвистел воздух — и все. Мы пошли под воду. Смотреть на это было так же интересно, как на человека, толкающего впереди себя тачку. Но было во всем этом нечто необычное — вселяющее уверенность.
Через десять минут ко мне подошел Свенсон. За последние два дня я успел узнать капитана довольно хорошо, он мне очень понравился, я проникся к нему большим уважением. |