Изменить размер шрифта - +

– Нижайше прошу прощения, мадам, – сказал помощник управляющего, когда лакей вышел, – но возникла некоторая проблема с ванной.

– Проблема? – спросила Элеонора обычным голосом, но, вспомнив свою роль, резко добавила: – Какая проблема может быть с ванной?

– Проблема собственно не с ванной, мадам. Проблема в том, чтобы… э-э… найти ее.

С притворным гневом Элеонора повернулась к помощнику управляющего спиной, стараясь, чтобы тот не заметил ее не слишком успешную попытку подавить смех. Как можно потерять штуковину размером с лошадь?

Ахилл прошел и сел у холодного камина в одно из кресел с изогнутой спинкой.

– Сейчас, сейчас, моя голубка, – сказал он, ухитряясь сохранить полное безразличие путем изучения своих ногтей, – не волнуйся. Ты знаешь, как это отражается на цвете твоего лица.

– Что будет с моим лицом, – ничто по сравнению с тем, что я собираюсь сделать, мой дикий олень, если не приму ванну, – ответила Элеонора с вкрадчивой сладостью. Ахилл соответствующе кашлянул.

– Пожалуйста, не надо, мадам, – запищал брат Кельн. – Здесь всего сорок минут. Я уверен, что ванна скоро будет найдена.

Элеонора обвела его сузившимися глазами.

– У вас действительно она есть, а?

– Конечно! Конечно! Повариха помнит, когда ее привозили. Она сказала, что хозяйка кладовой упала в обморок в свежее сливочное масло, когда она влетела.

– Влетела?

– Она в форме лебедя, мадам.

– Моя дражайшая Леда, – Ахилл бросил шепотом Элеоноре. Элеонора ответила взглядом.

– Прошу прощения, месье? – спросил брат Кельн.

– Мое… сердце моего сердца любит лебедей. Элеонора обняла себя и отвернулась, ее раздражение на мгновение стало настоящим. Почему он не может нежно и ласково относиться к цветам и птицам?

– И любит ужинать вовремя, – заметила она. – Принесите горячую воду и таз прямо сейчас. Я приму ванну позже.

– Да, мадам. Вы хотите… э-э… лебедей на ужин?

– О Боже! Нет! Подойдет все, что есть у вас в кладовой.

– Все, кроме сливочного масла, – вставил Ахилл.

– Как пожелаете, месье.

Молодой помощник управляющего признательно поклонился и ушел. Воцарилось молчание на секунду, другую… потом Ахилл разразился смехом.

– Мой дикий олень? – переспросил он. – Не часто меня называют самцом в присутствии цистерианского послушника.

Элеонора пожала плечами.

– Я не смогла придумать никакого подходящего зверя, по крайней мере, ни одного, какого бы я могла упомянуть перед ним. И что значит «сердце моего сердца»? – с интересом спросила она. – Не часто меня так называют… – Она отбросила эту мысль, почувствовав себя неуютно оттого, что фальшивая нежность так жалит. Неуютно, что она уязвляет во всем.

За царапаньем в дверь последовали лакеи, несущие два стола из красного мрамора с отверстиями, вырезанными в крышках, поддерживаемых бродячим зверинцем мифических сфинксов и химер. Другие лакеи тащили два огромных сверкающих кувшина, которые они установили в отверстиях в пирамиде, а третья партия торжественно внесла высокие с узкими горлышками кувшины из лазурита и золота, более подходящие для миропомазания императора, нежели для умывания.

Элеонора и Ахилл наблюдали за процессией, не говоря ни единого слова. Молчание продолжалось, когда слуги ушли. В комнате двигались лишь два свежевыстиранных льняных полотенца, раскачивавшихся на краях столов, где важный лакей повесил их, и пар, поднимавшийся из кувшинов.

Быстрый переход