Очевидность его горячего и несомненного желания обожгла ее бедра. Элеонора опустилась ниже, чтобы прикоснуться к его мужской плоти, и обхватила ее пальцами.

Ахилл застонал и выдохнул:

– Любимая Элеонора. – Она крепче сжала руку и начала двигать ею вверх-вниз. Глаза Ахилла закрылись, а голова вдруг оказалась слишком тяжелой. – Да! Боже, да!

Элеонора никогда прежде не дотрагивалась до мужчины подобным образом, никогда не чувствовала твердую и живую мужскую плоть. Ее дыхание участилось. Ей захотелось ощутить… попробовать. Она сжала ее'. Из горла Ахилла раздался чувственный хрип. Элеонора поцеловала его бедро, дорожку волос к нему, концы черных шелковистых завитков и…

Ахилл схватил Элеонору за плечи и притянул к себе, закрыв ее рот поцелуем. Потом перекатил ее на спину, приподнялся над ней – волшебная черная мечта – и погрузился в нее.

И ее не стало. Так восхитительно не стало. Она скрестила ноги у него на спине, и он повлек ее к вершине наслаждения.

Еще дважды в эту ночь они проваливались в забвение экстаза, сжимая друг друга в объятиях, и с каждой волной чувств они подходили ближе и ближе к последнему моменту освобождения их душ.

Струящийся через балдахин свет пробудил Элеонору от приятного сна об Ахилле. Она изогнулась и протестующе спряталась. Нет, нет, еще рано…

Она перевернулась, желая переплести свои ноги с его, прикоснуться к нему, найти в нем опору, но его половина кровати оказалась пустой. Элеонора приподнялась на руках.

– Ахилл? – сонно позвала она. Балдахин был отброшен.

– Mein herr отсутствует, mein herrin, – ответила рыжеволосая служанка на своем холодном решительном немецком.

– Тогда где?.. – по-прежнему в полудреме спросила Элеонора.

– Не могу сказать, mein herrin. Вода готова, если вы хотите умыться.

– Нет, не желаю. Где месье Д'Ажене? – Элеонора сбросила покрывало, и у служанки перехватило дыхание от ее наготы. Элеонора шикнула на служанку, выдернула из постели простыню и замоталась в нее.

Рядом с постелью стоял только мраморный столик. Она безумно осмотрелась и требовательно спросила:

– Где месье Д'Ажене? Он не ушел. Его шпага по-прежнему здесь, его книги тоже. Он бы никогда… За ним приходил отец Эдуард? Отвечай мне!

Служанка, застыв, стояла с видом, выражавшим неодобрение.

– Я не могу сказать, mein herrin!

– Не можешь или не хочешь! – Элеонора ногой отбросила простыню, посмотрела на служанку, ее дыхание рвало на части тишину утра. Поведение Элеоноры уже не было комедией, в которой разыгрывалась роль капризной аристократки.

Она подошла к двери и распахнула ее. Четыре швейцарских гвардейца с пиками наизготовку поклонились ей и вновь застыли в карауле. Элеонора обернулась к служанке и резко бросила:

– Убирайся.

Служанка поклонилась и ушла. Но неодобрение женщины запало в душу Элеоноре. Может, они поняли, что она и Ахилл не муж и жена? Было ли это их преступлением? Возможно, Ахилла всего лишь поместили в другую комнату. Если так, то за остальными его вещами могут прийти в любой момент. И может быть, всего лишь может быть, молилась она, он вернется.

Элеонора подняла томик Вольтера, который Ахилл читал прошлым вечером. Потом повалилась в кресло, где он сидел, прижала книги к груди и стала ждать.

…Она продолжала ждать. Шло время. Наконец она умылась и оделась в простое платье. Около трех пополудни явился брат Кельн в сопровождении лакеев с обедом, но, видимо, вместе с другими обетами он принял и обет молчания.

В эту ночь Элеонора спала одна и обнаружила крайнее одиночество пребывания в постели, где перед этим находились двое.