Среди всех интервью Арбитмана, кстати, нет ни одного, которое бы целиком было посвящено осени 1993 года; даже в дни десятилетнего юбилея этих печальных событий второй президент России, отвечая на вопросы журнала «Newsweek», был крайне скуп на комментарии. Сказал лишь о «фарсе, который превратился в трагедию» и о том, что «виноваты были обе стороны конфликта — хотя и не в равной степени». Вопрос о Руцком Роман Ильич позволил себе оставить без ответа, заметив лишь: «Это печальная тема. Теперь-то я знаю, что надо было делать, но, к сожалению, не умею изменять прошлое»…

Судя по результатам, всю весну и все лето 1993 года сценарий Арбитмана выполнялся неукоснительно. Какими бы отвязными ни были депутаты ВС России, Алексей Иванович казался еще отвязнее. Его усилиями вся политборьба с Ельциным обращалась в клоунаду.

Стремительный, как торнадо, и такой же разрушительный, Руцкой опускал оппозицию все ниже и ниже по шкале вменяемости. Он публично лобызался с баркашовцами и боевиками из батальона «Днестр». Сообщал, что «в свастике нет ничего дурного» и «Гитлер умел варить щи получше Гайдара». Дважды съездил в Ирак, в гости к Саддаму Хусейну (и с первого раза всучил-таки тому макет бронепоезда «Наркомвоен Троцкий»; много лет спустя американский спутник-шпион принял этот макет, вывезенный подальше в пустыню, за пусковую установку баллистической ракеты с химическим БЗ). Отправил письмо в Вашингтон вице-президенту США Альберту Гору, приглашая коллегу приехать в Москву и сразиться на кулачках (проигравший, мол, должен будет кукарекнуть под столом и трижды обозвать свою страну империей зла). Выступил с докладом о необходимости срочного введения телесных наказаний в школах и для иллюстрации немножко посек перед телекамерами какую-то полуодетую блондинку с бюстом явно нешкольных форм…

Жириновский, у которого нагло и бесцеремонно отбирали годами наработанную программу, попытался перетянуть медийное одеяло на себя — и в результате коллекция трофеев Руцкого пополнилась еще двумя пуговицами, половинкой галстука и одним зубом.

Оппозиции, стремившейся превратить Руцкого в основное знамя борьбы с Ельциным, с каждым днем становилось все труднее подстраиваться под это торнадо. Но чеченец Хасбулатов на роль основного знамени годился еще меньше. Было принято решение выдавать загибы вице-президента России за бьющую через край эксцентричность. Оправдывая ее, писатель Юрий Поляков в конце августа 1993 года даже выпустил программную повесть-пожелание «Демгородок», где склонный к эскападам самобытный вице-адмирал Рык (в рукописи — Русков) силами одной атомной подлодки свергал в России антинародный президентский режим, устанавливая режим народный, основанный на державности и соборности.

19 сентября 1993 года на презентации «Демгородка» в редакции патриотической газеты «День» собрались избранные депутаты и прочие сливки непримиримой оппозиции. Руцкой заявился на трех «хаммерах», под завязку набитых негритянками-стриптизершами и православными иконами-новоделами, и честно выполнил — даже несколько перевыполнил — ежедневную норму эксцентричности: переобнимал всех гостей (многие расплатились за это переломами ребер), побил все стекла пробками от шампанского, размолотил сапогами все редакционные столы, танцуя на них «Калинку», провозгласил себя единственной надеждой России и нанес главному редактору газеты Александру Проханову несколько поцелуев, трудносовместимых с жизнью (беднягу откачали, пишет биограф Проханова Лев Данилкин, «но с тех пор он стал заикаться»).

Оппозиция, кое-как придя в себя после мероприятия, поняла, что, пожалуй, созрела для смены вождя, однако момент был упущен: уже 21 сентября президент Ельцин выпустил Указ «О поэтапной конституционной реформе в РФ», предусматривавший досрочное прекращение полномочий Верховного Совета.